Михаил Анчаров - Теория невероятности (сборник)

— Ну поди сюда… поди…

И бык Мирон кончал скоком своим колебать землю, смирял его на шаг, опускал задранный хвост и шел к Нюре. Не то чтобы хлебом приманивала или еще какими лакомствами, а просто шел, и все. И смотрел на нее. Потом Нюра шла, куда ей велели идти, а бык за ней. Тоже куда она велела идти, как привязанный. И она приводила его в стойло.

Про другого бы человека сказали — колдунья. А про Нюру кто скажет "колдунья"? Смешно. Нюра, она Нюра и есть.

За дальними амбарами сука жила. Злющая. Сколько раз тоже хотели пристрелить, да исчезала она во время из поля зрения охотников. А на Нюрин оклик всегда приходила и вертелась вокруг нее — хвост пропеллером, уши прижаты, и морда остренькая становилась, лисья, и все в глаза ей заглядывала. Кошки за ней, подняв хвосты столбами, целыми выводками ходили.

И ведь что интересно? Ничего умилительного в этом не было. Кормление голубей, порхающие птички над головой — нет, этого ничего не было. Просто вся живность тянулась к ней, как магнитом. А что в ней, в этой Нюре, было? Никто толком сказать не мог. Люди хотя к ней и тянулись, но старались издали на нее смотреть, как на пожаре. Одни только Сапожниковы, мать и сын, ее не боялись. Да разве что еще Дунаев. Ну, Дунаев другое дело, Дунаев умел в ее слова не вслушиваться, он умел только голос ее слушать. И голос, видимо, говорил ему такое, чего другие расслышать не могли.

И еще. Нюру все машины объезжали… В нарушение всех правил движения, она переходила улицу в любом месте, где ей надо, и машины даже на пустой улице отскакивали от нее и только что в столбы не врезались… Дунаев из штрафов не вылезал. А она идет себе и идет, как корова с водопоя. И вот Сапожников однажды вдруг поглядел на Нюру совсем другими глазами и понял: она допотопная. Она из тех, кто до потопа жили.

Однажды, вскоре после описанной выше веселой ночки фантазий и размышлений, Нюра пришла к Сапожникову без звонка, хотя Сапожников всех просил звонить предварительно. Но это для всех, не для Нюры.

— Ну, здравствуй, — сказала она.

— Здравствуй, проходи.

— Рассаживаться не буду, боялась, что не застану. Ты сиди, не уходи из дому, а я тут сбегаю кой-куда.

— Куда?

— Надо мне, — сказала Нюра — и ушла.

Сапожников недолго оставался одни. Его посетил Глеб.

— Вы аутсайдеры, — сказал ему Глеб. — Вы сидите в кювете, а жизнь пролетает мимо вас, как новенькие машины мимо "Антилопы Гну". Пока ты занимался самоусовершенствованием и усовершенствованием нашего бренного мира, я занимался усовершенствованием своей жизни.

— И до чего ты доусовершенствовался? — спросил Сапожников.

— Ладно, только не веди со мной разговор на уровне ликбеза. Я не богомолка, а ты не батюшка, давай смотреть трезво.

— Давай.

— У меня есть все, — сказал Глеб, — все, чего можно добиться, не совершая преступления перед обществом.

— А перед собой?

— До этого никому нет дела.

— Ты ошибаешься: ты — это и есть общество!

— Допустим, — сказал Глеб. — Хотя я и не очень понимаю, что ты имеешь в виду. Да нет, внешний смысл понятен. Неужели ты всерьез думаешь, что если я лично стану распрекрасным, то и общество станет распрекрасным?

— Вряд ли. Но идея заразительна.

— Но у меня одна жизнь. И я хочу попользоваться в жизни всем, что она предлагает на нормальных условиях. У меня полно друзей, а у тебя раз-два и обчелся. Я объездил весь мир, а ты сидишь в своей квартире. Меня защищают звания и материальные блага, которые я заработал честно, а ты не защищен, тебя можно сощелкнуть одним щелчком, и жаловаться тебе будет некому, тебя никто не выслушает. Просто потому, что некому будет с тобой возиться.

— А почему же тогда ты пришел ко мне? — спросил Сапожников. — А не я к тебе?

После этого они долго молчали. Есть не хотелось, пить не хотелось, даже курить не хотелось.

— Ты хочешь сказать, что ты счастлив, а не я? — спросил Глеб.

— Нет, — сказал Сапожников. — Я очень несчастлив, но ты пришел ко мне, а не я к тебе.

— Дураки мы с тобой, — сказал Глеб.

— Тоже верно, — согласился Сапожников.

— А ты видал в своей жизни хоть одного счастливого человека?

— Видал.

— Кто это? Расскажи мне о нем. Расскажи мне о нем, — настойчиво сказал Глеб. — Расскажи.

— Да незачем, — сказал Сапожников. — Вот она пришла.

И оба они услышали, как кто-то скребется о притолоку.

— Это она сапоги снимает, — сказал Сапожников Вошла Нюра.

Молнии метались в глазах Глеба, когда он смотрен то на Нюру, то на Сапожникова. А брови были гневно сдвинуты.

— Чтой-то вы какие? — спросила Нюра.

— Какие? — сказал Сапожников.

— Будто испугались, что ли, чего-то?

— Ничего я не испугался, — успокоил Сапожников.

— Да нет, вот он испугался.

— Его Глеб зовут.

— Нюра, — сказала Нюра. — Да мы же знакомые.

Глеб пожал ей руку. Нюра вышла и начала греметь на кухне.

— Ну, знаешь, — сказал Глеб, — если так выглядит счастливый человек…

— Не торопись, — сказал Сапожников. — Неважно, как он выглядит.

И тут Глеб совершил ошибку. Он сказал:

— Я еще побуду у тебя.

Вошла Нюра и стала накрывать на стол.

— Мы не хотим есть, — сказал Сапожников.

— Аппетит приходит во время еды, — сказала Нюра.

— Это верно, — подтвердил Глеб. — В здоровом теле — здоровый дух! Волга впадает в Каспийское море. Лошади кушают овес…

Сапожников пнул его под столом.

— Скажите, Нюра, — спросил Глеб, — вы счастливая?

— А это как?

Глеб облегченно засмеялся.

— Он спрашивает, знаешь ли ты, что значит хорошо жить? — сказал Сапожников.

— А он плохо живет? — спросила Нюра. — То-то я гляжу, боится чего-то.

— Ничего я не боюсь.

— А ты не бойся, живи хорошо.

— Что значит хорошо жить? — догадался спросить Глеб, пересиливая себя.

— Хорошо жить, — ответила Нюра, подумав, — это жить хорошо.

Когда Нюра вышла за чайником, Глеб сказал:

— Она полная дура… или…

— Или… — сказал Сапожников. — Или. Не торопись.

Глеб откинулся на стуле и, чтобы не глядеть на Сапожникова, стал смотреть в окно. Сапожников был тоже растерян.

— Хорошо жить — это жить хорошо, — сказал Глеб. — Я жил плохо, неправильно.

— Между прочим, это не единственный афоризм за всю жизнь, — сказал Сапожников.

— Она сама афоризм, — ответил Глеб.

— Глеб, ты же талант. Что ты сделал со своим талантом?

Что-то хлопнуло за дверью на кухне. Потом вошла Нюра и поставила на стол бутылку портвейна.

— Я не буду пить, — сказал Глеб.

— И мы не будем, а по рюмке выпьем, — сказала Нюра.

Сапожников кивнул на бутылку:

— А этому какая причина?

— Я принесла тебе великую весть, — сказала Нюра.

— Какую ты весть принесла мне? — сказал Сапожников.

— Принесла я тебе благую весть… что нашла я тебе жену.