Джефф Вандермеер - Борн

Позади меня ковыляла ящерица размером с человека. Виноватая ящерица. Смущенная и социально-неприспособленная ящерица с огромными выпученными глазами и высунутым языком. Рептилия перебегала от камня к камню и выглядывала из-за них, проверяя, не слишком ли далеко я ушла. Картина одновременно ужасная и удивительная, она тревожила меня. Я еще училась «читать» Борна, но что все-таки гласила эта книга, помимо того, что мне придется принять невозможное?

Остановившись, я с закинутой на плечо битой повернулась к Борну лицом. Ящер тут же обратился в камень. Расстояние между нами позволяло говорить, не повышая голоса.

– Борн, я хочу тебя видеть. Ты пришел сюда со мной. Я знаю, что это – ты.

Молчание.

– Борн, ты уже был камнем, червем, мухой, ящерицей. Думаешь, я тупая? Несмотря на то, что сама привела тебя сюда?

Камень слегка закачался из стороны в сторону.

– Ты несколько промахнулся с размерами мухи и ящерицы. И должна тебе сказать, выглядишь отвратительно, совсем как плавательный бассейн.

– Я – камень, – глухо, словно его рот теперь находился где-то внизу, возразил Борн. – Я ведь камень?

– Да-да, на первый взгляд не отличишь. Обалденная, мать ее, каменюка. Настоящий булыжник. А теперь живо превращайся обратно!

Я просто кипела от негодования. Он что, шуточки надо мной шутит? Мне было отнюдь не до шуток. Мне не нравилась его маскировка – грубая, почти клоунская, пусть он это и не нарочно. А если нарочно, то еще хуже. Все его превращения, может, и восхищали, но на маскировку совсем не походили. Подобная смена личин смертельно опасна. И, может быть, я начала впадать в паранойю, но мне померещилось, что позади нас мелькнул тот самый лис.

– Борн, я хочу, чтобы ты вел себя достойно, – сказала я булыжнику.

Тот пробурчал что-то про себя. Я не знала, понял ли он, что мне от него нужно.

– Я вырастила тебя из горошины. И тебе это прекрасно известно.

Мы с ним оба придерживались этой версии, поскольку она была проста и незамысловата, пусть даже он никогда не был горошиной, и «выращивание» заняло каких-то четыре месяца, а не всю жизнь. Хотя, быть может, для него эти четыре месяца и были всей жизнью?

– Да, – признал булыжник. – Ты вырастила меня из горошины.

– Ты ведь знаешь, что я хочу для тебя лучшего?

Камень вновь обратился ящером, но его шкура осталась серой, сливаясь с окружающей пылью. Со стороны, наверное, казалось, что я разговариваю с пустотой.

– Самого наилучшего, – подтвердил Борн. – Или лучшего из того, что ты знаешь. Как знать, знаешь ли ты как?

Я проигнорировала эту выходку, просто закрыв на нее глаза, как в свое время делала моя мать.

– Борн, выходи! Игры кончились. Ты можешь сколько угодно умничать, проявлять смекалку и бдительность. Но дурачиться в городе нельзя, – я знала, что все эти слова ему известны. – Ты можешь играть и дурачиться только в Балконных Утесах.

Борн вновь стал Борном, что по-прежнему меня пугало.

– Прости, Рахиль.

– Не мог бы ты принять человеческий вид? – попросила я. – Пожалуйста.

– Хорошо.

Борн сделался более или менее похожим на человека в нормальной, а не «волшебной» шляпе, пусть даже сотворенной из его собственной плоти и кожи. Шляпа была ковбойской, он увидел такую в рваном комиксе о Диком Западе. Я бы предпочла что-нибудь иное, образ ковбоя был для меня чужим и значил меньше, чем ничего.

Мы договорились, что Борн соорудит себе что-то вроде маскхалата, подобный наряд скрывал бы отсутствие ног. По мере взросления мой воспитанник все реже и реже их отращивал. Видимо, нижние конечности не вписывались в его архитектуру. Слава богу, Борн хотя бы не обзавелся тысячью «ресничек», перебирая которыми, передвигался бы по каменистой земле.

Кроме всего прочего, фиглярство Борна вырывало у меня почву из-под ног, вбивая клин между мной и окружающим и мешая оценивать обстановку. Надо было сразу отвести его назад в Балконные Утесы. Вместо этого я решила идти дальше.

Увидев первую попавшуюся распахнутую дверь, я нырнула в нее, оказавшись в приземистом четырехэтажном здании с покосившимся стальным каркасом и перебитыми окнами. Наверное, когда-то здесь пытались жить, но теперь все стены поросли так называемым «мхом Компании». Он был вполне съедобен, следовательно, здание давно стояло необитаемым.

По обширному полу цеха разбросаны были прогнившие детали станков, там и сям попадались емкости с жидкой ржавчиной, а пыли хватило бы, чтобы похоронить десяток таких, как я. Ряды лестниц вдоль стен вели на крышу. Ничего ценного здесь не наблюдалось. Нам требовалось только то, что можно было сжечь, преобразовать или чему можно было выпустить кровь.

Борн, оказавшись внутри, заметно оживился. В одно мгновенье он вернул себе «походную» модификацию: сделался ниже, около пяти футов ростом, и распластал по полу широкое, устойчивое основание. Отверстие на макушке расширилось, количество щупалец увеличилось, но они стали короче и толще, за исключением одного, вытянувшегося вверх, словно перископ, обеспечивая ему лучший обзор. На концах щупалец появились глаза, таращившиеся во все стороны, будто часовые. Сам Борн называл подобный облик «многослойно-толстым».

– И что ты собрался делать? – поинтересовалась я.

– Исследовать вместе с тобой.

– То, что мы зашли внутрь, отнюдь не означает, что ты можешь опять быть самим собой. Ты должен оставаться Борном-в-человеческом-облике, пока мы не вернемся в Балконные Утесы, – напомнила я ему о том, о чем мы договорились еще дома.

Ни одно из глаз-щупалец даже не взглянуло в мою сторону, не похоже было, что он смутился или как-то озаботился моими словами. Все его внимание сосредоточилось на чем-то другом.

– Да, Рахиль. Ты права. Но они приближаются. Они скоро будут здесь, ты же хочешь быть готовой? Хочешь, да?

«Они скоро будут здесь».

Меня захлестнул страх. Страх и топот бегущих ног. Множества ног. Они направлялись прямо к нам, их топот становился все громче, все быстрее, но я не могла понять, откуда идет звук. Ясно было одно: кто-то или что-то скоро будет здесь. Единственный путь, который нам оставался, это путь наверх. И мы побежали вверх по лестнице, по ступенькам, на крышу. Чтобы бежать быстрее, Борн вновь стал ящерицей.

Я и мой ящеромонстр взбирались по лестнице на крышу.

Мы не сразу увидели врагов, потому что те лезли из подвала. Потому-то я и не поняла, откуда доносился звук: эхо в помещении мешало сориентироваться. Разглядев через проем в крыше происходящее на первом этаже, я увидела, кто это был: из дренажной трубы выбирались порченые измененные дети вроде тех, что напали на меня. Настоящий калейдоскоп красок, текстур и огромное разнообразие конечностей. У одних были сверкающие панцири. У других – легкие, стрекозиные крылышки. Некоторые скалили клыки размером с мясницкие ножи, донельзя уродовавшие их рты. Мягкие, розовые, обнаженные или, наоборот, твердые и закованные в броню, они потоком изливались наружу. Карнавальное шествие убийц. Кое-кто, пользуясь терминологией Борна, был «модификацией», остальные – «доморощенными».