Джефф Вандермеер - Борн

Сама я видела ее лишь однажды. Она не любила открытых пространств и, как только сделалась достаточно могущественной, показывалась лишь в окружении всякого сброда, ставшего ее союзниками.

Вик говорил, что, пользуясь своей силой, она подминает под себя части города, и в этом мы с ней тягаться не могли. Аморфные прежде места обретали форму, содержание и границы исключительно благодаря ее воле. Мы же добились власти – ну, или, по крайней мере, выжили, – отказавшись от всех этих границ и мест. Игнорируя тем самым ее власть. Мы просто хотели жить сами по себе в Балконных Утесах.

Я повстречала ее, когда, удирая от мусорщика-психопата, забралась далеко на юг. В тот день я, как всегда, собиралась заползти на бок Морда, выследив его далеко на западе, в местах, которые редко посещала. Справа там еще высился приметный расколотый череп обсерватории. Но нервы сдали, я так и не решилась вскарабкаться по смердящему меху, и мой противник воспринял это как свидетельство слабости.

К югу лежала только пустошь, за которой виднелось здание Компании. У самой границы этой пустоши я шмыгнула в какие-то круглые развалины на гребне холма. Достала из сумки бинокль и принялась искать своего преследователя.

Тогда-то мое внимание и привлек противоположный холм с такими же круглыми руинами. Возможно, прежде это были резервуары или сторожевые башни, но на фоне древней стены из бурого камня, поросшей лишайниками и желтыми лианами, я на краткий миг увидела высокий силуэт. Он промелькнул так быстро, что я даже засомневалась в его реальности, списав на собственную нервозность в ожидании «коллеги».

Но минут десять спустя услышала шорох, и голос за моей спиной произнес:

– Ну, здравствуй, Рахиль.

Выхватив нож, я развернулась и ударила им врага. Однако там никого не оказалось, мой нож пропорол пустоту. Выпущенный жук-штурмовик упал на землю, беспомощно гудя.

– Убери нож, – проговорил глубокий, хрипловатый женский голос. – Убери. Я здесь не для того, чтобы причинить тебе вред. Если бы я захотела, ты уже была бы мертва.

Я бросила еще одного жука туда, откуда доносился голос. Жук упал, повалившись на спину, и начал крутиться вокруг своей оси, шумно вибрируя крылышками.

– Это пустая трата ресурсов, Рахиль, – продолжил голос. – А я никогда не считала тебя транжирой.

– Кто ты? – Я не стала выпускать следующего жука, но нож не бросила.

– Люди называют меня Морокуньей. Может быть, ты слышала обо мне. – Голос отдавался эхом, доносясь отовсюду и ниоткуда.

Тогда это имя почти ничего не значило для меня: просто очередная самозванка, мошенница, претендующая на то, что является чем-то большим, чем есть в действительности.

– Чего тебе надо?

– Ты прямолинейна, это хорошо. Я тоже такая, – ответила гостья.

Послышался тихий шорох, подсказывавший, что она находится прямо у меня под носом, но я по-прежнему ее не видела.

– Говори, что хотела, и проваливай, – сказала я, ведь мне было не до нее: на хвосте у меня висел чокнутый мусорщик Чарли Х.

– Ты счастлива, Рахиль?

Счастлива? Я? Что за странный вопрос? Эгоистичный. Мне захотелось истыкать ножом этот бесплотный голос, забросать его веером своих жуков.

– А тебе что за дело?

Раздался низкий, грудной смех.

– Мне до всего есть дело, пусть даже тебе об этом неизвестно. Итак, я второй раз тебя спрашиваю: ты счастлива? В Балконных Утесах? Со своим Виком?

Эти самодовольные намеки на тайное знание, вкупе с попытками втереться в доверие, всколыхнули во мне всю мою ненависть.

– Покажись! Покажись, если ты хочешь говорить со мной.

– Ты хорошая мусорщица. И голова у тебя светлая. Я давно за тобой наблюдаю. И мне сдается, что хорошо тебя изучила.

– А я тебя знать не знаю.

Над пустошью быстро летели облака, солнце то скрывалось, то вновь освещало землю. Все было спокойно. Никто не выдавал своего местонахождения. Где-то там прятался Чарли Х, желавший меня прикончить.

– Но можешь узнать. Можешь примкнуть ко мне.

– Примкнуть? К тебе? Ради чего?

– Ради чего-то большего, нежели все это.

Что – «это»? Небо, солнце или земля? Как будто мы были в силах оставить наш мир.

– И зачем бы мне?

– Может быть, потому, что я не похожа на Чарли Х? – ответила она, изрядно меня удивив. – Не дура и не сумасшедшая. Не живу одним днем. Напротив, пытаюсь здесь что-то построить. Создать коалицию, какую-то перспективу.

– Что тебе известно о Чарли Х?

– Только то, что он мертв. Я сама его убила. Лежит позади развалин на том холме.

Я испытала разом облегчение, недоверие и страх.

– Лжешь.

– Я полагала, он преследует тебя. Я полагала, он собирается подкрасться к тебе и забрать твою жизнь. Я также полагала, что мне бы не хотелось, чтобы это произошло сейчас.

– Лжешь.

– Можешь потом сама сходить и проверить. Всегда к твоим услугам, – непоколебимая уверенность тона заставила меня ей поверить, пусть и крайне неохотно.

– Чего ты хочешь?

– Найти способ победить Морда. Найти дорогу в будущее.

Наверное, Морокунье еще не доводилось слышать такого горького и издевательского смеха.

– Если бы ты была на это способна, тебя бы здесь не было.

– Рахиль, а тебе известно, что Компания творила мерзости куда худшие, чем Морд? Она вмешивалась в то, чего не должна была даже касаться? Что влияет теперь и на твою жизнь.

– Ходят толки, что ты тоже начала менять людей, и, говорят, без их согласия, – я сплюнула на землю.

– О нет! Я всегда спрашиваю согласия. – Морокунья рассмеялась. – Но ты, прежде чем рассуждать обо мне, можешь поинтересоваться мнением Вика. Вик хочет, чтобы все оставили его в покое. А я хочу изменить город. Вернуть все, что у нас было.

– Ты пытаешься воздействовать на Вика.

– У меня и так масса рычагов для воздействия на него.

Я подумала, что, вернее всего, это тоже ложь, но от ее твердого тона мне стало не по себе.

– Но их недостаточно для того, чтобы вынудить его приказать мне работать на тебя, я правильно понимаю?

– Видишь ли, Рахиль, быть прямым, как палка, иногда полезно. А бывает, подобная черта характера ведет прямиком на кладбище.

– Еще раз говорю тебе: убирайся.

– А то что? У тебя остался один жук, один паук и нет огнестрельного оружия. И ты понятия не имеешь, где я нахожусь.

Она возникла передо мной, но так, что я не смогла бы пырнуть ее ножом. Это было удивительно, как если бы передо мной появился тигр: редкое, нереальное, завораживающее зрелище.

Ее капюшон был низко опущен, но мой взгляд притягивала одежда, которая оказалась своего рода биотехом. У Морокуньи были густые темные волосы и бронзовая кожа, черты ее лица можно было бы назвать львиными или царственными, если бы не шрам, пересекавший правую щеку, цепляя верхнюю губу. Положа руку на сердце, Морокунья походила на меня куда больше, чем можно было вообразить, вплоть до блестящих глаз и фигуры. Разве что моя кожа была куда темнее, волосы – короче, и я никогда не вела себя так, будто родилась повелевать прочими.