Джефф Вандермеер - Борн

Итак, я намеревалась пойти к себе и проведать Борна, но на полпути развернулась и потопала к квартире Вика, чтобы обыскать ее еще раз. Учитывая, что тот остался сидеть пьяным у своего бассейна, предприятие не выглядело чересчур рискованным, хотя, быть может, во мне говорил мой собственный пьяный кураж. Даже наверняка это были именно пьяный кураж и моя собственная обида, требовавшая восстановить справедливость. Мне хотелось насолить Вику, как-то его наказать.

Однако едва я обезвредила двух защитных червей в двери и приступила к куда более прозаическому замку, как почувствовала, что за спиной кто-то стоит. Обернулась и вздрогнула. В темноте коридора маячил расплывчатый силуэт Вика.

Выдернула из скважины отмычку, лихорадочно подыскивая оправдания, но когда оглянулась во второй раз, коридор был пуст. Куда делся Вик? Алкоголь в моей крови решил, что это не важно и надо вернуться к работе. Замок щелкнул, я распахнула дверь, и тут по моему плечу кто-то постучал. Вик появился опять, как в дурном розыгрыше.

На сей раз я подпрыгнула и, чертыхнувшись, вывалилась обратно в коридор.

– Хе-хе! – воскликнул Вик и, тыча в меня пальцем, изобразил какой-то пьяный триумфальный танец. – А я знаю, что ты тут делаешь. Опять. Ты хочешь вломиться в мою квартиру. Опять.

Его самодовольство разрушило волшебную иллюзию, опьянение отступило на второй план, и тонкий шарм превратился в трупную худобу, огрубив игольно-острые, угловатые черты лица.

– Не смей ко мне подкрадываться! – заорала я, решив, что лучшая защита – это нападение.

– Ты даже не представляешь, как мне надоели твои попытки прокрасться ко мне без моего ведома. На-до-е-ли. Я все знаю! Как же мне не знать?

– А может, я забыла тебе что-то сказать. Может, думала, что ты уже дрыхнешь у себя. И не слышишь мой стук, вот я и… Ну, ты понимаешь… – я качнулась к двери и завращала ладонью, пытаясь изобразить поворот ключа.

– Чего это ты? – не понял Вик. – Что ты делаешь? Пытаешься вкрутить в кого-то штопор?

Я расхохоталась. Мне почему-то показалось, что я в жизни не слышала ничего смешнее. Наверное, потому, что в глубине души считала себя самым проницательным человеком на свете, тогда как Вик утверждал, что я – мультяшный персонаж, огромными шагами подкрадывающийся к двери, не замечая, что со стены за ним пристально следят глаза портрета.

– Да, я такая, коварная и проницательная. Проникну куда угодно. Коварно.

Вик ответил мне собственным сухим смешком и втолкнул в квартиру. Дверь, однако, оставил открытой. Я прошла внутрь.

– Борн показал тебе вечером, что такое коварство, – сказал Вик. – Встретился с Мордовыми последышами и выжил. Борн может сделать все, что хочет. Ты в состоянии остановить его? Кооогоооть! Кооогоооть! – издевательски передразнил он.

– Заткнись.

Вик плюхнулся на кровать и вытянулся, опершись на локоть. Я присоединилась, оставив, впрочем, приличное расстояние между нами.

– Возможно, их дни так и так были сочтены, – произнес Вик. – Дети Морокуньи. Ее расходный материал. Ее маленький народец. Или кто они ей. Если не принимать во внимание, что они – говнюки, при том, что они действительно говнюки.

Мне пришлось сделать усилие, чтобы разобрать его невнятицу.

– Тебе не следует об этом говорить.

Вдруг сделалось холодно, я почувствовала себя голой и вновь рассердилась.

– Говорю тебе, я даже не думал, что Морокунья придет за мной.

– А она и не приходила! Она за мной явилась! – Я ударила его в бок.

– Больно же! – Вик вздрогнул и поморщился.

– Правильно, и должно быть больно.

Вик отвернулся к стене. Словно натянул упругую броню, появлявшуюся, когда он не желал чему-то противостоять.

Я вздохнула. Вздох этот больше походил на мучительную корчу, расслабившую напряженные плечи и сдавленную грудь. На потолке мерцали светлячки. Красивые, будто живые созвездия. Но и они мало-помалу выходили из строя, в среднем – по две штуки за день, так что даже с сотнями светлячков комната Вика становилась ночь от ночи все темнее. Еще несколько месяцев – и она погрузится во мрак. Хотя к тому времени мы либо будем рабами Морокуньи, либо она нас прогонит.

У Вика было многовато тайн. Становилось все труднее жить с ним в одном месте, путешествуя при этом по различным вселенным желаний и надобностей.

– Ты задолжал мне, – произнесла я, чувствуя, что злость ушла. – Ты должен рассказать мне о том, что происходит. Хоть что-нибудь. А если не можешь, значит, все это – ложь. Если не можешь, то у нас ничего нет.

– Ты меня ударила, не забыла? Только что.

– По заслугам.

Долгое время он молчал, даже не шевелился. Потом все-таки заговорил, и по тону я поняла, что лучше его не перебивать.

– Морокунья связалась со мной из-за «рыбьего проекта». Сама она не из этого города. Но была служащей в Компании непосредственно перед тем, как все пошло прахом. Я познакомился с ней, работая над «рыбьим проектом», так что ей было известно, кто я такой, пусть даже она и покинула Компанию. Когда она впервые пришла ко мне, мы заключили сделку. У нее был доступ к запасам сырья и материалов, тогда как у меня к тому времени почти закончилось все, что я украл у Компании. Она продала мне то, что меня спасло. Я же плачу ей биотехами и утилем. Однако теперь она хочет заполучить все…

– Что еще ей известно?

– Слишком многое. Но одно ей неведомо, – Вик перегнулся через меня, дотянулся до комода у кровати, вытащил металлическую коробку с биотехами-наутилусами и протянул мне. – Думаю, ты их уже видела.

– Что это?

– Прежде я получал их от Компании. Теперь делаю сам.

– Но что это?

– Лекарство. Очень-очень специфическое лекарство, которое я должен принимать. У меня есть патология.

– Что случится, если ты перестанешь принимать лекарство?

– Ты поняла, почему я тебе это говорю? Теперь ты – единственная, кому это известно.

Я знала, что он под этим подразумевает: «У меня все еще есть секреты, но у тебя будет власть надо мной».

– Так что случится, если ты не примешь вовремя лекарство, Вик?

– Я умру.

Я лежала рядом с Виком, скрестив руки на груди, несколько часов. Отчасти потому, что была измотана, выжата досуха нашей ссорой. Отчасти – от облегчения. Ведь мы с ним вновь отошли от обрыва. Я знала, некоторые обиды, нанесенные нами друг другу, брали свое начало в осознании, что, пока мы кричим друг на друга, это еще не конец, и хотя мы вроде бы искренне не согласны друг с другом, это всего лишь игра в несогласие. Куда я могла пойти одна? Куда мог пойти он?

Я продолжала прокручивать в голове новые факты. Вик – болен. Эта информация всегда была у меня перед глазами: худоба, полупрозрачная кожа, бдительные диагност-черви, навечно поселившиеся в его руке. Морокунья помогала нам выжить в Балконных Утесах, а Вик оказался более зависим, чем я думала. В общем, ситуация была столь же отвратительной, сколь и прежде, если не хуже.