Алина Кут - Купольный город

— Ух ты, как темно. Не уснуть бы, — попытался беззаботно хихикнуть Михаил. Его шутка если не взбодрила меня, но хотя бы уменьшила чувство одиночества, предательски оцепившее мое сердце.

— Сейчас Виктор, служащий туннеля, отключит голограмму на выходе, и мы сможем ехать дальше, — сказал Роман.

Внезапно на меня обрушился ярчайший свет. Такое ощущение, как будто в тело вонзилось тысяча острых иголок. Хотелось кричать, но я не могла произнести не звука. Хотелось отвернуться от этого болезненно яркого света, но я сама находилась в парализованном состоянии. «Может, мой блокиратор сломался?» — в панике подумала я, но попыталась успокоиться, разумно рассудив, что покрытие автомобиля должно само по себе обеспечивать сохранность горожан внутри. Иначе какой смысл от этого оружия?

Колонна возобновила движение. Мы выезжали из туннеля вслед за головным транспортом, причем нас трясло так, будто мы ехали по булыжникам. Действительно, тропа, утоптанная колесами тысяч автомобилей, выезжаюших и возвращающихся в Купольный город каждый год, не могла сравниться с гладким покрытием городских дорог из закаленного стекла или даже с мраморными тротуарами Купольного города.

— У всех всё в порядке? — крикнул Роман. — Никто от света не пострадал? Проводим перекличку. Михаил?

— Здесь, — ответил Михаил не своим голосом, будто охрипшим от долгого крика.

— Ольга? — продолжал перекличку Роман.

— Здесь, — сказала Ольга, тяжело дыша, словно только что вынырнув из душевой кабины, доверху наполненной ледяной водой.

— Валерия?

— Жива, — прошептала я, так что остальные слегка хихикнули, оправившись от первой реакции на болезненную яркость света.

— И Антон?

— Тут как тут, выше высочество, — отчеканил Антон. Здесь уже никто не удержался. В кабине автомобиля раздался оглушительный смех. И я смеялась взахлеб, не думая о последствиях, о правилах и наказаниях. Но об этом напомнила, как всегда некстати, Ольга:

— Прекратите смеяться. Смех — проявление эмоций!

— Ольга, всё в порядке. Я же говорил всем вам еще на банкете: за пределами купола нет никаких правил. Можете смеяться сколько душе угодно, только когда мы впятером. Другие горожане могут и донести… — проговорил Роман.

Повисло молчание. Каждый подумал то же, что и я. Я в этом уверена. Можем ли мы надеяться друг на друга? Кто такие Роман и Антон? Я их знаю чуть больше месяца. Может, они сразу по возвращении в город пойдут в управу и доложат об инциденте со смехом. Что тут говорить, даже в Ольге я не была уверена на сто процентов. Да, мы тесно общаемся. Да, она закрывает глаза но мои вечные мелкие нарушения правил. Донесет ли она? Процентов на девяносто я была уверена, что не донесет. Но девяносто — это не полная уверенность, а лишь надежда. Только насчет Михаила я не сомневалась ни на секунду. Наша одноименная связь играет большую роль в наших взаимоотношениях. Я для него — не просто бывшая однокурсница и не просто коллега по поисковой группе. Это что-то большее, чем совместная научная деятельность. Странно, что такие отношения не имеют словесного обозначения. Например, я чувствую, что я сижу на чём-то мягком, обшитом приятной на ощупь тканью светло-серого цвета. Для этого есть название — кресло. И я испытывают такое же приятное, мягкое, теплое чувство к Михаилу. Но вот для него нет названия, хотя иногда и кажется, что я вот-вот смогу придумать правильное слово, чтобы назвать свое чувство.

— Все привыкли к свету? — спросил Антон. — Ни у кого больше не возникает желание бежать, куда глаза глядят?

— Да вроде нормально стало, почти не режет глаза и не колет, как раньше.

— Тогда открываю светофильтры. Посмотрим на внешний мир. Готовы? — скомандовал Антон.

— Готовы! — ответила Ольга за всех нас.

— Тогда смотрите во все глаза. Такого вы еще точно не видели.

С этими словами Антон крутанул какой-то рычажок у своего окна. Стекло начало понемногу светлеть. Всё ярче, ярче, как будто весь свет огромного солнца пытается просочиться в это маленькое окошечко. Я повернула голову к своему иллюминатору и прильнула к нему с открытым от удивления ртом. Мы едем по широкой тропе (дорогой это нельзя назвать), единственной полоске земли нейтрального серо-коричневого цвета. За пределами тропы — великолепное, не передаваемое словами буйство красок: свежайшая высоченная трава ярко-зеленого цвета; ветвистые кустарники с желто-коричневыми ветками и изумрудными листочками; яркие цветы — красные, оранжевые, желтые, синие, фиолетовые, голубые, розовые — на толстых темно-зеленых стеблях, разных размеров — от малюсеньких, едва ли не с палец высотой, до огромных, напоминающих десятиэтажные многоквартирные блоки. Чуть поодаль виднеется опушка темного леса, похожая на стену из прочного наноуглерода.

— Замедляем ход, — крикнул Роман. — Можете понаблюдать за насекомыми.

Мы еле плелись, и это позволило нам взглянуть на жизнь других созданий природы, враждебных для человека, но необходимых для благоприятной экологической ситуации на всей планете. В высокой траве медленно движется какой-то округлый гладкий камень буро-зеленого цвета — вероятно, один из многочисленных видов жуков, в принципе, безопасных для человека, если только не попасться под одну из его огромных лап. Вот яркий желто-оранжевый цветок с белой сердцевиной, наклонившийся к самой земле под тяжестью гигантской божьей коровки, сидящей на его лепестках. Каждое из черных пятен на её ярко-красной спине — размером с мой кулак. Метрах в десяти от тропы виднеется желто-черное полосатое тело осы, жадно поглощающей нектар белой ромашки, лепестки которой вот-вот оторвутся и полетят ввысь от сильного, шквального ветра. Вдруг я услышала нарастающий гул, будто разом включились тысячи трансформаторов — это на огромной скорости пронеслась большущая стрекоза на своих четырех прозрачных крыльях, отражающих чистое голубое небо.

Небо — вот что особо удивило меня. Его цвет сильно отличался от цвета того неба, которое мы видим каждый день в пределах Купольного города. Здесь небо зеркального голубого цвета, с яркими желтоватыми проблесками солнечных лучей. Цвет неба в Купольном городе более насыщенный, более темный или даже, я бы сказала, мрачный. Защитный купол не дает проявиться полной цветовой гамме настоящего земного неба. А может, и небо — это часть голограммы, лишь создающей иллюзию жизни. «Потом спрошу у Михаила. О голограммах он знает побольше меня», — подумала я и продолжила созерцать невиданную красоту дикой природы, боясь нарушить её даже чуть более глубоким вздохом или случайно вырвавшимся возгласом удивления.

В полнейшей тишине, совершенно забыв о присутствии других горожан в кабине, мы проехали около часа. Первой подала голос Ольга: