Елена Щетинина - Один в поле

Ткнуть. Мимо. Пододвинуться влево. Ещё. Слишком сильно, не рассчитал, ударился о ствол. Ещё чуть потянуться. Ткнуть. Не так сильно, можно порвать кожицу фрукта. Ещё раз ткнуть. Нет. А если повернуть ветку вот так и не ударить, а прижать к боку и повести в сторону. Упал. Наконец-то тамбукт упал. И даже не лопнул. Это очень хорошо.

Лаан-Тин взял на себя руководство органами потребления пищи. До этого, как и другие обычные отростки разумов, он мог только ощущать вкус — теперь же ему была доступна вся палитра. Базовое тело, конечно, обладало кое-какими инстинктами — и пищеварение относилось к ним. Но оно не могло само жевать и глотать.

Всё это предстояло научиться делать Лаан-Тину.

Сырой и сочный тамбукт был совсем не похож на аккуратненькие брикеты, которые они всегда ели. Да, конечно, когда-то, тысячелетия назад, их предки ели что придётся — в том числе даже и падаль. Именно так они смогли выжить и стать доминирующим видом на планете.

Теперь это предстоит сделать их потомку.

Лаан-Тин напряг мышцы и высунул языки. Так, левый реагирует на температуру, а правый — на вкус. Скорее всего, степень съедобности определяется вкусом. Значит, надо засунуть левый язык обратно. Засунуть удалось не очень хорошо, язык болтался во рту и мешал жевать.

Кожица тамбукта была… колючей? и чуть… горьковатой? Может быть, в этом повинна грязь, в которой фрукт изрядно вымазался, когда упал с ветки. А может быть, кожица и так была несъедобна. Как бы то ни было, её лучше ободрать.

Обдирал Лаан-Тин её той же веткой, на этот раз держа горизонтально и скребя толстой и шершавой корой. В какой-то момент он удивился тому, что уже держит её ловко и крепко, словно несколько лет учился управлять хватательными конечностями, но тут же отвлёкся от этой мысли, гонимый голодом и наступающим холодом.

Наконец кожица лопнула, обнажив перламутровую мякоть.

Лаан-Тин коснулся её сразу двумя языками.

Это было… необычно: «Это необычно и странно! — просигналил Лаан-Тин другим разумам. — Это…»

Тут он вспомнил, что никого нет. И отчаянно вгрызся в пищу — лишь бы снова забыть об одиночестве. Забыть о том, что никого нет.

Лаан-Тин прислушивался к желудку. Ощущения были новыми, но не сказать, что неприятными. Не сытость, ещё нет. Но что-то тёплое разлилось по телу.

И да, ему стало явно намного теплее.

Мир вокруг него менялся — медленно, неуловимо, приобретая цвета, звуки, запахи. Лаан-Тин не замечал этого, не отмечал моменты, когда происходили эти изменения, он просто понимал, что вокруг него что-то не то. Не так. Или же наоборот — то итак? Свет стал другим, цвета иными, даже почва, почва, по которой он так упрямо полз, и та была уже… новой. Он дышал этим изменённым миром, пил его и менялся и сам. Его мыслеречь теперь текла плавно и полноводно, не запинаясь о чужие мысли, не вихрясь водоворотами вокруг чужих эмоций. Наверное, это было… неправильно. Вероятно, это было… плохо.

Но это было неожиданно прекрасно.

Лаан-Тин рывками бросал тело вперёд, подтягивал всё более и более теряющий чувствительность хвост и снова бросался вперёд. Он понимал, как это выглядит со стороны — странно и глупо одновременно. Но сейчас ему было нечего терять.

Точнее, нет, нет — есть что терять, разумеется, есть! Себя и тело Лаан. Двигаться!

И пусть он один, пусть все мертвы.

Но у него сейчас есть он.

И тело Лаан.

Он двигался вперёд, отчаянно цепляясь за жизнь, — как, наверное, до него не цеплялся никто. Он не был больше отростком разума, который мог жить только на базовом теле в окружении сродных ему. Нет! Он стал существом, похожим на животных, на растения. Он окунулся в новый, неизведанный и такой большой мир и теперь не хотел терять его. Не желал терять себя из этого мира.

Он хотел жить, и он вырывал эту жизнь для себя.

Только для себя.

Когда светило уже практически ушло за Большой Горный Хребет, угасающим взором он увидел спешащие к нему базовые тела и шевелящиеся на них отростки разумов.

А потом на зрительный придаток опустилась плёнка.

И наступила темнота.

— Есть два варианта, — сказал лекарь, потирая горловой мешок отростком мелкой моторики. — Первый — мы пересаживаем вас к другому базовому телу. Мы уже тут провели кое-какие переговоры, и тело Зави примет вас с удовольствием. К процедуре пересадки можно будет приступить завтра с утра.

— А второй? — спросил Лаан-Тин. Тело Лаан было завёрнуто в лекарские тряпки и пахло снадобьями.

— Второй — оставить вас на теле Лаан и постепенно подсадить туда другие отростки разумов. Только это получится не сразу. Тело Лаан сильно повреждено, ему понадобится несколько месяцев на восстановление. А вас нельзя оставить на нём одного — всё равно придётся подобрать временное. Так почему бы и не постоянное?

Лаан-Тин вытянулся изо всех сил, чтобы оглядеться.

— Ну так что? — повторил врач.

Лаан-Тин задумался.

— Ну так что? — нетерпеливо повторил врач.

Лаан-Тин смотрел на тело.

Смотрел на себя.

— А можно ко мне… никого не подсаживать? — спросил он. Голос странно смодулировал.

Глазные аппараты лекаря увеличились в размерах. Его отростки разума зашевелились, вытягиваясь вперёд, чтобы получше разглядеть странного пациента.

— Нам кажется… — неуверенно сказал лекарь. — Нам кажется, что у вас что-то произошло с оценкой реальности. Надо пригласить специалиста по мозговым болезням отростков разума…

— Нет! — воскликнул Лаан-Тин. — Нет! Погодите! Поймите… я привык уже. А вы… вам будет полезно! Изучить, как существует отросток, когда он один!

Лекарь думал и советовался с отростками очень долго, прежде чем они все пришли к единому решению:

— Пожалуй, в этом есть определённый здравый смысл… — наконец сказал он.

— Есть, — кивнул Лаан-Тин. — Есть.

Лаан-Тин смотрел в окно на надвигающуюся ночь.

И за мгновение до того, как иней подёрнул всё белым, понял.

Нет больше Лаан-Тина и базового тела Лаан.

Есть только он.

Лаан.

Весь.

Целый. Родившийся в этот день.