Джоуи Грасеффа - Дети Эдема

Я слыхала, что среди современных молодых людей есть заядлые фанаты вымерших животных, которые воспринимают свою внутреннюю связь с ними так серьезно, что чувствуют зов к превращению в них. В буквальном смысле. Эш не особо много о них рассказывал.

Во внутренних кругах это не принято. Однако же, как я слышала, люди, живущие подальше от Центра, целые состояния тратят на то, чтобы изменить свою внешность и походить на животных. Иные, по словам Эша, находят, что появились на свет не в том виде, что им следовало бы родиться не людьми, а животными. Они называют себя «бестиями».

Я никогда не думала, что смогу увидеть кого-нибудь в этом роде. Это почти то же самое, как увидеть живую змею. А сейчас я смотрю, как он танцует: руки закинуты за голову, тонкие, гибкие бедра извиваются.

В зале полно такого рода диковин. На многих молодых людях блескучая одноцветная школьная форма. На одних она отсвечивает золотом – эти из «Калахари», школы Эша. Иные несколько старше, из школьного возраста вышли, их одеяние – дань исчезнувшим видам. Какая-то женщина покрыта пластмассовым перьями, хотя ни одну из птиц, что я видела на видеороликах по Экоистории, она не напоминает. Другая нарисовала на себе пятен и начесала короткие волосы так, чтобы уши немного походили на кошачьи. Впрочем, в сравнении с мужчиной-змеем обе выглядят искусственно. Под конец представления они повыдергают перья, смоют пятна и снова сделаются людьми. А в следующий раз кто-то превратится в рыбу, кто-то в волка.

Наконец я добираюсь до дальнего конца зала. Отсюда расходятся два коридора – один, насколько можно судить по аппетитным запахам, ведет в кухню, другой – к туалетам. Этот последний я и выбираю, полагая, что так привлеку меньше внимания и в надежде на черный ход.

Есть! Я бросаюсь к двери и уже наполовину распахиваю ее, чтобы очутиться в благословенном безлюдье какого-то проулка, когда за спиной моей раздается голос:

– Эш? Это ты?

Я поворачиваюсь и вижу в тени Ларк. Эш столько раз показывал мне ее фотографии, что я заучила ее черты наизусть.

На ней платье цвета весенних, только что народившихся желто-зеленых листьев.

Мне показалось, будто тучи, застилавшие небо жизни моей, внезапно рассеялись и солнце устремило свои сияющие лучи прямо на меня. Чем пристальнее я вглядывалась в Ларк, тем сильнее охватывало меня какое-то странное томление. Чувство было такое, словно я знала ее всю жизнь, и вот уже между нами наладилась полная гармония. Словно я продолжаю кажущийся бесконечным бег, а она – возникшая наконец впереди финишная черта.

– Эш, ты что? – спрашивает она голосом, напоминающим аромат меда в давно вымершем улье. Никогда такой сладости ни в чьем голосе не слышала.

В коридоре полумрак, и я понимаю, что сейчас ей не увидеть, какие странные у меня глаза. При таком освещении меня не отличишь от брата-близнеца. Волосы у меня спрятаны под школьной кепкой, а куртка, скорее всего, скрывает округлости. По внешности же мы, хоть и сходны не один к одному, но в школьной форме Ларк, естественно, примет меня за Эша.

Пока я не заговорю.

Иллюзию мне разрушать не хочется, и я просто качаю головой, давая ей понять, что ничего, мол, все в порядке. Она делает шаг в мою сторону.

Надо уходить. Просто удалиться, не оглядываясь. Если она приблизится еще на шаг, увидит мои плавающие глаза. А если я открою рот, то поймет, что я – не Эш.

– У тебя приступ? – не уступает она, наклоняясь ко мне. Я ощущаю исходящий от нее приятный аромат. Не то чтобы именно сладкий, нет, скорее пряный, густой, какой бывает, когда дождь увлажняет мох у меня во дворе. – А то у меня запасной ингалятор есть, на случай, если ты свой забыл. – А я думаю, как же они должны быть близки, если она не только знает все о его здоровье, но и имеет при себе лекарства.

Нет, я не могу уйти от нее. Волосы у Ларк сиреневого цвета, глаза серые, блестящие, огромные, и из них на меня изливается участие и дружеское расположение. Видеть ее это как… как видеть какой-нибудь из исчезнувших видов, что показывают в роликах по Экоистории. Райская птица. Ягуар. Такие, как она, за всю жизнь мне почти не встречались, да, собственно, вживую я их вообще не видела. Я знаю, что это мираж, такой же, как силуэты давно исчезнувших животных в моих видеороликах и воображении. Если она узнает, кто я, тут же крикнет, призывая стражей порядка. Она Эшу приятельница, а не мне.

Но сейчас, на один короткий миг, я могу позволить себе притвориться.

Я стараюсь запомнить каждую мелочь нашего свидания, чтобы потом вполне насладиться ими. Тем, как светятся в полумраке ее волосы цветочного оттенка, ее немного растрепанными локонами. Тем, как она переступает с ноги на ногу, готовая вот-вот приблизиться ко мне, перенести тяжесть тела на выставленную вперед ногу и сделать шаг, но почему-то не решается.

Вот сейчас, в этот волшебный миг, у меня есть друг.

Это прекрасно.

И это ужасно, потому что в любой момент очарование может рассеяться.

– Эш? – вновь спрашивает она, на сей раз неуверенно.

– Все в порядке, – откликаюсь я, стараясь говорить глуше. Мне странен собственный голос. Ей, наверное, тоже, судя по тому, что она немного хмурится и между бровями у нее образуются две симпатичные морщинки. Голова у нее склоняется набок, как у птички.

Затем она внезапно опускается на низкую скамейку, тянущуюся вдоль стены всего коридора. Я осторожно сажусь на такую же, со своей стороны. Каждая из нас застолбила свою территорию с пролегающей между ними границей в виде коридора. Она не приближается. Может, мне удастся ухватить еще несколько мгновений этого сладостного рая.

– Ты… ты сегодня вроде какой-то не такой, Эш, – говорит она, и я не могу удержаться от смеха. – Ну вот, теперь совсем другое дело! – и морщинки у нее разглаживаются, словно рассвет наступил. Смех у нас с Эшем совершенно одинаковый – низкий, гортанный. – Я думала, ты нынче вечером не выберешься.

Перед тем как сказать что-то, я медленно, глубоко вдохнула.

– Да нет, я должен был выбраться. – Голос у меня звучит странно, скрипуче. – Я должен был… – запнулась я. – Я должен был увидеть тебя.

Даже в темноте я замечаю, как она вспыхнула. Коридор тут голый, неброский в сравнении с основными помещениями – с их безвкусными декорациями в виде залитых потоками воды джунглей. Но Ларк освещает их, словно тысячи фонарей вспыхивают.

– Ты это серьезно? – спрашивает она.

– Совершенно серьезно, – говорю я. – Мне кажется, что я всю жизнь ждал сегодняшнего вечера.

Какое-то время Ларк молчит. И все время вглядывается в меня. Мне хочется отвернуться, но не выходит. Остается лишь молиться матушке-Земле, что при таком освещении она не заметит странности моих глаз. Но даже если бы это помогло мне избежать смертельной угрозы, клянусь, я не смогла бы отвести взгляд.