Джоуи Грасеффа - Дети Эдема

В голове проясняется. Прямо передо мной – бобовый лес, его мощные, похожие на деревья, стебли покачиваются на ветру.

Нет, это не ветер. Некоторые из деревьев-гигантов словно отрываются от собственных корней. Почва коробится, прямо вокруг меня образуется какая-то масса. И я с ужасом начинаю понимать, что происходит. Неторопливо вокруг меня начинают шевелиться три механических бегемота, потом они с пронзительным скрежетом заваливаются… прямо на меня.

Я снова вскрикиваю, молю о помощи, которая, я знаю, никогда не придет, стараюсь изо всех сил хоть чуть-чуть продвинуться вперед, но нога моя по-прежнему придавлена балкой. Скривив губы в первобытном рыке, в котором смешались страх и ярость, вызванная приближающимся концом, я вижу, что три бобовых дерева готовы обрушиться на меня. Два из них сталкиваются и затем расходятся в разных направлениях. Но третье неотвратимо надвигается на меня.

Мне хочется встретить судьбу прямо, мужественно или как минимум гневно, но, к стыду своему, я в последний момент закрываю лицо руками. Раздается оглушительный грохот, и сам этот звук настолько болезнен, что мне кажется, будто меня раздавили. Однако же каким-то чудесным образом обездвижившая меня тяжесть улетучивается, и я инстинктивно подаюсь вперед. Лишь после того, как я, судорожно глотая воздух, отползаю на несколько шагов в сторону, становится видно, что бобовое дерево упало на край балки так, что противоположный ее край взлетел вверх – как у качелей.

Но это еще не конец. Далеко не конец. Вокруг меня валятся деревья. Я рывком поднимаюсь и стараюсь бежать, но почва подо мной продолжает колебаться, ускользает из-под ног, и приходится ползти.

Земля выплевывает из своих недр искусственные деревья, вырывает из груди фальшивки и расшвыривает их вокруг. Под почвой обнаруживаются кабели и провода – в них теперь нет смысла перед лицом мощи самой Земли, мощи, внушающей благоговейный ужас. Зачарованная, в молитвенной позе, я стою на коленях и смотрю, как все вокруг рушится.

Рушится все ближе и ближе, а я отчаянно стараюсь удержать хоть какое-то равновесие на колеблющейся почве. Пытаюсь стать на четвереньки и хоть так отпрыгнуть в сторону, но поверхность Земли словно превратилась в жидкость, такую же опасную, как нанопесок в пустыне. Я плюхаюсь в нее и беспомощно молочу руками, пытаясь увернуться от падающего на меня огромного искривленного ствола, но свободы движений у меня нет. Я сворачиваюсь клубком и обхватываю голову ладонями. Я была готова умереть этой ночью, но не так. Я ощущаю дуновение ветерка и слышу грохот настолько мощный, что на какое-то время вообще лишаюсь слуха, – это буквально в нескольких футах от меня одно дерево сталкивается с другим. Очередной промах! Я использую гигантские листья и как укрытие от бунта тяжело дышащей, всепоглощающей Земли, и как точку опоры. Колебания уменьшились, но почва под ногами подобна поверхности моря, а деревья все падают и падают. Я бегу, натыкаясь на большие сучковатые стволы уже упавших деревьев, увертываюсь от падающих.

Когда в лицо мне ударяет зной пустыни, я оглядываюсь, и передо мной встает лик разрухи. По меньшей мере половина бобовых деревьев валяется на земле. Я не хочу даже задумываться над тем, что это может значить для Эдема. Башни из морских водорослей и фотосинтетические материалы, имеющиеся во всех домах, вырабатывают кислород, но достаточно ли этого? Не задохнется ли Эдем без этих бобовых растений?

Я улавливаю какое-то движение в дальнем углу обширного бурелома. Двоим зеленорубашечникам удалось пролезть сквозь брешь в стене, и теперь они пытаются выбраться из завала стволов и ветвей. Не знаю уж, радоваться этому или огорчаться. Я думаю о том парне, что взывал к своей матери, и меня тянет броситься к тем, кто уцелел, убедиться, что с ними все в порядке, посмотреть, не могу ли я помочь выручить их товарищей.

Но я остаюсь на месте. Потому что мир устроен иначе, и люди тоже мыслят иначе. Мы не альтруисты. Человеческие особи сражаются, убивают, выполняют приказы, и единственный способ уцелеть – быть таким же, как другие, только хуже. Никто не просит о помощи, и никого не интересует, все ли со мной в порядке. Мы не находим общего языка перед лицом этого страшного землетрясения. Мы просто продолжаем сражаться, убегать, бить, убивать.

По мне открывают огонь, и я бросаюсь в пустыню. Больше податься некуда.

Сколько помнится, пустыня – это ад. Жар ударяет мне в лицо, словно от взрыва. Каждый вздох опаляет легкие, но я упорно продвигаюсь вперед, потому что зеленорубашечники все стреляют и стреляют. Не понимаю, почему они думают о долге в такой момент, когда земля в буквальном смысле уходит из-под ног. Может, упрямство объясняется тем, что они думают, будто я виновна в гибели их товарищей? И все равно не надо им преследовать меня и стрелять. Ведь это не я принуждаю их к этому. Неужели они не понимают, что можно просто остановиться?

Они могут, но я – нет. Мне приходится бежать, все глубже погружаясь в жерло этой раскаленной печи, потому что они изо всех сил стремятся покончить со мной, по причинам, никому из нас до конца не понятным.

И вот приближается зона нанопеска.

Теперь, когда я знаю, как они выглядят, мне нетрудно их различить. Легкое мерцание позволяет отделить их от желтого цвета песка обычного. Вот пятно позади меня, еще одно – слева. Кажется, и впереди тоже, хотя точно сказать трудно. Эти пятна передвигаются со скоростью человека, идущего быстрым шагом, скользя по морю песка прямо в моем направлении. Колебания почвы на миг утихают, что дает возможность идти быстрее, обгоняя «лужицы» нанопеска. Но теперь их больше, две надвигаются справа, и становится понятно, что, как ни старайся, жар скоро заставит замедлить шаг. И тогда они окружат меня, и поглотят.

Кожа горит, краснеет, жара такая, что даже пот не проступает. Я спотыкаюсь, падаю на колено, снова с трудом поднимаюсь. Бросаю беглый взгляд на двух зеленорубашечников, остановившихся у самой кромки песка. Дальше они не отваживаются преследовать меня. Сметливые ребята.

Может, стоит просто пойти в их сторону? Вопрос в том, откроют ли они огонь, как только я окажусь в пределах досягаемости? Или скажут: не смешно ли, что мы, трое из тех немногих существ человеческих, что выжили на этой планете, хотим перестрелять друг друга? Нанопесок неотступно подползает все ближе.

Я неуверенно машу рукой в сторону, где вдалеке, на опушке поваленного бобового леса, виднеются две фигурки. Одна из них тоже медленно поднимает руку. Чтобы просто поприветствовать? Подозвать? Или снова к оружию тянется?

Не успеваю я прийти к какому-либо выводу, как Земля решает за меня. Я слышу чудовищный, скрежещущий, оглушительный, как взрыв, звук, и, страшно задрожав, почва вздымается по меньшей мере на десять футов, меня подбрасывает в воздух и тут же швыряет оземь, на живот. С этого ракурса мне кажется, что земля улыбается, вернее, злобно ухмыляется, скаля острые, твердые, как камень, зубы. Что это, снова мираж, порожденный линзами? Нет, Земля на самом деле раскалывается, в ней возникает щель в пятьдесят футов шириной. На моих глазах эта щель распространяется, уходит от пустыни в сторону Эдема, устремляется, как стрела, к Центру. В сердце Эдема возникает фантастическая зеленая вспышка, настолько яркая, что она прожигает сетчатку глаз, оставляя застывший образ.