Кристофер Прист - Сближение

Белый геодезический купол и две огромные спутниковые тарелки виднелись из-за деревьев.

Остальные пассажиры шагали впереди. Тарент проследовал за ними через дверь, которую охранял офицер полиции, а потом вдоль коридора. Женщина чуть замешкалась и оглянулась, без слов задав Тибору вопрос.

Тот покачал головой, а потом уклончиво махнул рукой.

Она тут же отвернулась, поправила сумку, висевшую на плече, и, ускорив шаг, оттеснила своего спутника, направившись в одну из комнат впереди.

За этим последовал долгий процесс оформления. Нужно было не только предъявить удостоверение личности, но еще и подписать отказ от свободы передвижения и свободы информации. Американец сначала возразил, ссылаясь на решение Верховного суда США, но потом согласился сотрудничать. Каждому выдали пропуск, который предписали повесить на шею и носить, не снимая, постоянно, даже в постели. Тарент испытал облегчение и удивление, когда его фотоаппаратуру не стали осматривать или изымать.

Они приехали во второй половине дня. Впереди маячил вечер, а занять себя особо было нечем. Тарент никого не знал, а на каждой двери и на большинстве стен висели внутренние правила Лонг-Саттона, перечислявшие все запрещенные виды деятельности и зоны. Таренту выделили комнату в одном из корпусов общежитий, столь же скудно обставленную, как подземный номер в бедфордской гостинице, но поменьше.

Тибор снял одежду, какое-то время полежал обнаженным, а потом принял душ, после чего все еще голый, но с обязательным пропуском, болтавшимся на шее, валялся на кровати, запрокинув голову так, чтобы видеть деревья. В комнате стало жарковато, но никаких кондиционеров не нашлось, а все окна были закрыты намертво.

Несколько минут Тарент смотрел телевизор, переключая каналы в поисках службы новостей или аналитической программы. Но, как это часто случалось раньше, после пяти минут тупого щелкания пультом в каком-нибудь номере отеля или в арендованном жилье он чувствовал себя каким-то недовольным идиотом. Когда он наткнулся на новости, там опять говорили только о встрече в Торонто, и Тарент выключил телевизор.

Выглянув из окна, он заметил, что солнце садится, снова оделся и медленно обошел территорию, прилегающую к общежитию. Больше никого на улице не было. Как обычно, Тарент повесил на пояс фотоаппарат, но в этот раз прикрыл его шерстяным свитером. По правде говоря, его не особо интересовало это место, он просто радовался возможности прогуляться под деревьями. Когда климат внезапно изменился, они исчезли первыми: сгорели в лесных пожарах, рухнули от ураганов или пошли на растопку. Теперь большинство пейзажей казались обнаженными. Деревья в Лонг-Саттоне доставили Таренту редкое безвредное удовольствие. Настроив «Кэнон» под освещение, он сделал несколько снимков кроны над головой, ничего особо живописного, просто запечатлел ощущение от листвы.

Он продолжал идти, удаляясь от основной группы зданий. Сознательно держался на расстоянии от всех запретных зон, сделал еще несколько снимков деревьев так, чтобы вдали виднелись здания. В паре точек смог воспользоваться прожекторами, освещавшими территорию, правда, те были малочисленными и не слишком яркими. Все вокруг мало вдохновляло на творчество, но Таренту нравилось, что к нему возвращаются старые инстинкты – как правильно снимать передний и задний планы, как верно кадрировать, как с фантазией использовать выдержку. Выбравшись из «Мебшера», он сумел получить доступ к своей удаленной лаборатории, которая рассортировывала снимки в соответствии с настройками, заданными им по умолчанию. Тарент загрузил несколько кадров и с удовольствием полюбовался глубокими серыми и черными цветами, поразительными оттенками зеленого. В некоторых тенях остались заметны электронные помехи даже после лабораторной обработки. Солнце почти село, и подобрать правильную выдержку в изменчивом свете под деревьями оказалось не так-то просто.

Ему не терпелось разобрать тысячи снимков из Анатолии. Там доступ к сети был далеко не всегда. Пока у него хватило времени лишь на то, чтобы торопливо порыться в кадрах и найти подходящие для родителей Мелани, взглянув на фотографии в том виде, в каком он загрузил их в лабораторию. Поэтому Тарент обрадовался возможности наконец нормально поработать с камерой, поснимать, рассортировать, оценить и заархивировать. И пусть сейчас он перебирал лишь снимки старых правительственных зданий и обычных деревьев, сам процесс приносил ему удовольствие. Территория, по которой он прогуливался, практически полностью просматривалась камерами системы скрытого наблюдения, поэтому Тарент предположил, что за ним следили.

Наконец, проголодавшись, Тарент побрел обратно, туда, где якобы давали еду. Он нашел большой зал, безлюдный, если не считать повара, работавшего в дальнем конце помещения. Рядом с микроволновкой на выбор предлагались два варианта блюд. Тарент предпочел соевый бургер, вытащил его из картонной упаковки, подлежащей вторичному использованию, подождал, пока печь облучит еду, а потом уселся за стол. Он не видел никого из пассажиров или команды «Мебшера», и не успел покончить с ужином, как работник на кухне выключил свет и куда-то исчез.

Тарент снова вышел в вечернюю прохладу. Место казалось пустынным. На крышах некоторых зданий жужжали и лязгали в темноте вентиляторы под металлическими навесами. Вокруг них облаками собирался конденсат, который вскоре рассеивал ветер. В этот раз Тибор пошел другим маршрутом и в конечном итоге уткнулся в забор, которым по периметру была обнесена территория, – сложнейшую комбинацию петель из колючей проволоки, огромных бетонных блоков и вкраплений секций под напряжением. Везде висели предупреждения для потенциальных нарушителей аж на пяти языках. Все вокруг заливал свет прожекторов. Тарент сделал несколько снимков.

Его охватило чувство оторванности от мира и одиночества. Эти деревья, эта дорога, такой знакомый типично английский вечер, а он далеко от дома. Ему только предстояло с этим смириться. Квартира, где они с Мелани живут, то есть жили раньше, осталась в лондонском пригороде со стороны Кента. Как он теперь знал, она находилась прямо на пути «Эдуарда Элгара», так что, помимо всего прочего, наверняка придется там все основательно ремонтировать. Тарент пока понятия не имел, что делать дальше. Квартира была слишком велика для него одного, забита их вещами. И вещами Мелани. В определенном смысле эта вынужденная поездка для отчета перед властями в Линкольншире помогла отсрочить неизбежное, но он слишком долго был вдали от дома.

Тарент быстро посмотрел отсортированные загрузки только что сделанных снимков, а потом внес небольшие корректировки с поправкой на температуру прожекторов. Его словно парализовало ощущение изоляции, нахождения не на своем месте, отсрочки, которое росло внутри на протяжении вечера. Потеря Мелани не отпускала, но без предупреждения временами она вдруг разгоралась, превращаясь в настоящую физическую боль. Ему хотелось, чтобы последних нескольких месяцев вообще не существовало. Тарент спрятал фотоаппарат, не сделав больше ни единого снимка.