Борис Прохоров - Костер для сверчка

— А вы что же — пророк? — Собеседник незнакомца вспыхнул. — По-моему пророки несвоевременны во все времена. Справедливость их пророчеств обнаруживается непременно с запозданием. Да и как иначе. Предсказателей всегда больше, чем требуется и не многие из них вещают истину. Ко всему — истинность всякого пророчества способно выявить только будущее, когда в самом пророчестве уже нет нужды. Так есть ли человечеству необходимость в пророках, и во всей великой шумихе вокруг них? Есть ли нужда в пророчествах, хотя бы, того же Христа, не говоря уж о вас, если цель подобных предсказаний недостижима для ныне живущих? Для меня, например, ваши предвидения подросту неинтересны...

Гость ушел, а Ростислав остался ломать голову над его словами. Была очевидна ненормальность посетителя и все-таки... Для безумного он был чересчур сообразителен: в его высказываниях улавливалась железная последовательность, хотя слушателем не постигалась скрытая суть сказанного им. Чего он добивался от Ростислава? Как сказал очкастый перед уходом: «То, что нам нужно от вас — нельзя украсть или отобрать». Что невозможно отобрать или украсть у человека? Неужто ее он имел в виду? Бред какой-то.

«Если хочешь помочь правде,

Распознай ложь».

«Похоже придется стряхивать пыль с ушей». Вообще-то Валерику было не до шуток, но на картофельной ботве действительно скопилось столько пыли, аж свербило в носу. Укрытие оказалось не ахти, однако приходилось терпеть и надеяться, что полный зад не выступает над ботвой.

Он не забыл просьбу приятеля, и добрую часть дня выслеживал очкастого незнакомцу, от самых дверей дома, где квартировал Ростислав, до окраины поселка.

Вначале «очкастый змей» забился в покинутый склад на окраине станционного поселка и проторчал там часа три. Подобраться ближе, чтобы заглянуть внутрь, представлялось рискованным предприятием: в складе таился сумрак и рассмотреть что-либо, находясь на улице залитой лучами полуденного солнца, вряд ли бы удалось, зато сам Валерик оказался бы как на ладони.

Ближе к обеду незнакомец выбрался наружу с заспанной рожей и начал, таскаться по задворкам, тщательно избегая встреч со станционными обитателями.

Моцион выслеживаемого затянулся и, если он нагуливал аппетит, то ему давно полагалось проголодаться. У. Валерика, например, уже урчало в животе. С раннего утра он не проглотил даже маковой росинки, если не считать тройки переспелых огурцов, съеденных «на халяву», когда он в несчетный раз перебегал огороды в погоне за незнакомцем. Здоровенные огурцы отливали краснотой, имели дряблое, нутро и чуть кислили. От съеденных семенников звуки в Валериковой утробе превратились в стоны, словно кишка кишке била по башке. Приходилось опасаться, что утробный рев выдаст Валерика очкастому старику.

A излишняя осторожность в самом деле не помешала бы. Натренированный жест, которым «очкарик» касался пиджака на левой стороне груди, цепко озираясь при том, очень и очень не нравилось идущему следом, «Холера. Неужели старый змей при оружии?» От подобной мысли захватывало дух. И не будь приятель Пархомцева столь азартен, он наверное бросил бы опасное хождение по пятам незнакомца.

Валерик вновь раздвинул в стороны бугристые картофельные стебли. «Очкарик» уходил за сопку. Поверх склона еще выступала его непокрытая голова, увенчанная плешью, но тело старика скрылось из вида.

Валерик подтянулся и перебросил тело через жердь, прибитую на уровне пояса к столбам; которые окружали картофельное поле.

Когда он обежал край сопки, фигура впереди уже исчезла за длинной полосой кустов, которая тянулась, изредка прерываясь, берегом реки.

Преследователь выругался от досады: место перед ним было ровное словно столешница, и слева, и справа глаз не находил ничего, что могло послужить хотя бы видимостью укрытия. Валерик выругался еще, а затем решился.

С беззаботным видом он двинулся полем в направлении обратном тому, в котором исчез незнакомец. Валерик двигался не спеша помахивая на ходу подобранным с земли прутиком и насвистывал первую пришедшую на ум мелодию. От волнения он не чувствовал жары, напротив, его знобило, а внизу жива копилась слабость. Он шел, а кусты, казалось, двигались одновременно с ним, ничуть не приближаясь...

Валерик прорвался через заросли. Он наверстывал упущение и шел напролом, подминая гибкие прутья к воде. Впрочем между водой и кустами оставался проход, достаточно широкий для одиночного пешехода.

Неизвестный не мог раствориться бесследно, и, действительно отпечатки его сапог отыскались быстро. Шаг у «очкарика» был мелкий, но отчетливый: узкие остроконечные вмятины следов шли одна за другой, нигде не сбиваясь.

«Однако, ходок». Такой размеренной поступью, какой владеет обладатель остроносной обуви, обычно проходят большие расстояния, и преследователь вздохнул, готовый к затяжной ходьбе.

Время от времени он нагибался, тщательно всматриваясь, едва ли ни обнюхивая землю. Так ведет себя мышкующая лисица: те же ухватки, та же готовность к внезапному прыжку, схожая устремленность глаз.

Холодная вода приятно освежила рот. Валерик оскользнулся спешке, чувствительно ударился коленом. Пить хотелось долго, но живительную влагу, сбегающую от самых белков, не наглотаешься взахлеб. Приходилось цедить помалу, терпя зубную ломоту и теряя драгоценные минуты.

Задержка у воды оказалась однако как нельзя кстати. Незнакомец был в пяти метрах от Валерика и, продолжи последний свой бег, уткнулся бы носом прямо меж лопаток преследуемого.

... Ивовые заросли во всю ширину рассекала прогалина, словно здесь проехал дорожный каток. Причина разрыва зарослей была необъяснимой и предполагать можно было всякое. Добро бы тут изо дня в день ходила скотина или почву прохладило бы шалым огнем, напитало бы солью, но нет — ни того, ни другого, ни третьего.

Много загадочного имеется в отчей земле. В иных краях и на суглинке овощ да хлеб родится на диво. На том суглинке, опять же, рабочих рук раз-два и обчелся. А на нашей святой земле-великомученице во сто крат больше тружеников, агрономами гектары обставлены, за каждым пахарем по два доглядчика ходит... Ан! Все не в нюх! Да неужто только в числе доглядчиков дело? Коли так, то пиши пропало. Их не убавить. Не без причины умный человек сказал: «Бюрократов сокращать, что ворон пугать. Погалдят, и на новом месте сядут...».

«Очкарик» стоял в прогалине, спиной к берегу. Прислушивался.

Валерик упал на живот, точно ударенный шершнем. Отполз назад. Хрящеватые, почти без мочек, уши неизвестного уловили подозрительный звук, однако в следующее мгновение из тальниковой чаши, по-кошачьи взвизгнув, выметалась крупная птица с узким длинным хвостом. Следом просыпалось сорочье тарахтенье.