Борис Прохоров - Костер для сверчка

Треснутое Копыто не брала в расчет, что, рассуждая подобным образом, она подразумевала чей-то преступный умысел. Это было несущественно. Даже намекни ей кто-нибудь про умышленное отравление, она поразилась бы. Треснутое Копыто занимала чисто, техническая сторона проблемы. Ей хотелось понять, где находились темные рожки накануне несчастья. В самом деле не просыпались же они с крыши... Стоп! Как раз с крышей что-то было такое...

На дворе все оставалось по-прежнему: вытоптанная добела поляна, с множеством отпечатков босых ног после вчерашнего дождя, редкие березы возле спуска в лог, куча кремневых сколов на срезе широкого пня, излюбленном месте работы Много Знающего, неизменная треугольная гранитная плита по левую руку от жилища... И ни одной живой души — днем стойбище пустовало.

Она, раз за разом, обшаривала глазами привычный пейзаж, пока внимание ее не привлек кем-то, — и совсем недавно, потревоженный край крыши. Прилизанное дождевыми струями и ветром травяное покрытие по всей площади сохраняло однотонный бурый цвет. Только справа от входа проглядывало коричнево-зеленое неправильной формы пятно. Оно походило на развороченный, а затем искусно прилаженный на старое место пласт слежавшейся травы. По нижней границе пятна топорщились стебли гладыша.

Треснутому Копыту снова повезло. Покрытые светлыми ворсинками стебли были пустотелыми, как им и полагалось от природы. Одновременно они выказывали свежие осаднения на наружной поверхности. Не будучи следопытом, каждый мог сообразить — пучок гладыша шевелили еще до дождя, отчего трубки стеблей надломились, а отдельные расщепились во всю длину.

Старуха привстала на цыпочки. Ее скособоченная фигура страшно перекосилась; резко заныла спина, а в основании хребта что-то явственно щелкнуло. Превозмогая себя, она балансировала на одной ноге...

Осмотр трофея завершился довольным чмоканьем. Ай да Треснутое Копыто! Предпринятые усилия вознаградились с лихвой. Осталось вернуть помятые стебли туда, где они лежали раньше.

Обратная операция удалась с третьей попытки. Правда, удалась не полностью — дудки лесной моркови топорщились заметней прежнего. На большее не хватило терпения. Внутренний голос подсказывал, что лучше поспешить и убраться восвояси. Тревога была безотчетной. Хотя... В какое-то мгновение почудилось, что в кустах за поляной промелькнул человек. На всякий случай она проковыляла под навес и оттуда глянула на подозрительное место. Из кустов выбежала крупная мышь...

Больше собственной смерти Треснутое Копыто опасалась нечаянного свидетеля своего расследования. Люди давно потеряли совесть. Самый порядочный из них не постеснялся бы присвоить плоды ее трудов. Доказывай после, что именно ты, а не кто-нибудь другой, первой натыкалась на серьезную улику. С каждой луной люди портятся все больше; так что подозрительность старухи вполне оправдана. Ныне она не могла бы поручиться за сохранность даже растрескавшейся клюки, на которую опиралась при ходьбе. Только отвернись, сопрут! Утащат обязательно. Судите сами. Сегодня разбрасывают собранную вами золу. Завтра обламывают конец вашей любимой иголки. Чего ждать дальше? Скоро ту же клюку она не сможет доверить и Шишу. Тот, кто путается со зловредной пришелицей, оставившей старуху без острого инструмента, тот сам способен на всякие пакости... Мысли Треснутого Копыта повернули в привычном направлении.

Ночами в далекой степи, где ярко-синий мрамор неба упирается в многоцветный гранит земли, судорожно полыхали зарницы. Время гроз миновало; всполохи были столь же неуместны, как неуместна капель в разгаре зимы. Природа по-своему досадовала на человека, отчего рушился извечный порядок, а приметы больше не сбывались. Знахарь ворчал: мол, у духов равнины кончилось терпение — слишком часто Поедающие Глину выжигали траву, устраивая облавы. Дым от полыни, мятлика и типчака застилал горизонт. От частых загонов вытаптывалась зелень у родников. Лишенные благодатной тени духи воды покидали поверхность земли и уходили вглубь.

«Если люди не возьмутся за ум, они скоро перемрут, не найдя на голой земле ни сладкой воды, ни свежего мяса», — предрекал знахарь. Живущий За Рекой Сим поддакивал ему: «Молодежь попусту изводит добрые кремни. Если так пойдет и дальше, то Люди Камня будут выходить на охоту с голыми руками», — печалился Много Знающий, и Расщепленный Кедр раздавал юнцам подзатыльники за каждый расколотый наконечник. Кремни, действительно, кончались. Приносившие их степняки давно не показывались в предгорьях...

Сказки, которые рассказывала Длинноногая, вызывали у Шиша оторопь. Короткими летними вечерами он размышлял над ними. Возможно женщина выдумала лишнее и настоящая жизнь пришельцев была иной. Но тем хуже для Длинноногих. Взять их отношения с духами. Кто-кто, а Шиш отлично знал, что духи есть, и одновременно, их как бы нет. Духи нуждаются в жилище, как орех в скорлупе. Утратив оболочку, незримое не способно проявить себя, и наоборот — оболочка без духа мертва. Взять пришельцев. Поначалу они с пеной у рта доказывали, что духи — это выдумка. Что (ха, ха и ха!) любая вещь или животное существуют сами по себе. Пусть Людям Камня придется целую луну питаться только жгучим луком, если пришельцы правы. Проткните большеухого копьем, тотчас что-то тонкое и крайне важное для жизни покинет зверька. В природе все обладает двойным содержанием. Дух — это характер вещи. О чем тут говорить! Но приходит день, когда женщина чужого племени вдруг заявляет о вере Длинноногих... в духов! Заявляет так, словно духи пришельцев несравненно крупнее здешних. Ну, в таком вопросе не важны размеры. В малом теле бывает огромная сила; в крупном звере нередко гнездится большой страх.

Если придерживаться истины, Длинноногая вела речь о двух духах. Она называла их — Белым и Черным. Дальше ее вымыслы заползали выше гор. Добрый Белый Дух умел все. Он сделал мир, а заодно и пришельцев. Последнее говорило не в его пользу.

Черный занимался только тем, что мешал Белому...

Сотворив людей, Белый Дух принялся требовать от них слишком многого. Если верить пришелице, этот дух, похоже, крепко надоел Длинноногим бесконечными претензиями и нытьем о стремлении к самому лучшему — «Идеалу»... Если на каждое добытое животное непременно приходится еще лучшее, пока что не попавшее под удар копья. К чему, высунув язык, гоняться за «идеальным» рогачом, если он не существует в природе? До и сам охотник не хотел бы стать «идеалом». Не такой уж он дурак.

Пришелица обиделась на его слова, и сказала, что Шиш «утрирует». То есть перевирает смысл сказанного ею. «Идеального нет и быть не может. Весь смысл — в стремлении к нему».