Борис Прохоров - Костер для сверчка

Содержимое салона казалось плотным на глаз, и было таковым на ощупь. На остановках люди входили и выходили, они втискивались, ввинчивались, вклинивались в неподатливую массу, просачивались вглубь, оседая где-то в районе задней стенки, а потом исчезали вовсе, где-то за пределами автобуса. Непрерывная диффузия мятых человеческих тел казалась тем удивительней, что не работала задняя дверь; насыщение салона содержимым должно было с минуты на минуту достигнуть предела, но так и не достигало.

— К чертову куму вас, с вашей вежливостью! — невысокая тетка с багровым лицом, перечеркнутым оранжевой полоской напомаженных губ, тянулась свободной рукой к поручню. Дюралевая труба в двух местах выдранного с мясом поручня гуляла над головами, пачкала влажные ладони и угрожала целостности головных уборов. — Дармоеды зряшные! Всю жизнь над народом измываются. Болтают, болтают, а чего?

Высокая тулья велюровой шляпы нервно колыхнулась. Рыжеусая траченная молью физиономия повела горбатым носом:

— Трудиться надо... работать... А болтунов и демагогов призвать к порядку. Цэ-э-э...

— Во-во-во! так ты первый болтун и есть! Надоело. Ох, надоело! Всю жизнь трудимся, а чего? Мать моя с сумкой ходила... Я цельные дни хожу... Еще и дети мои ходить будут. — Она пыталась продемонстрировать эту несчастную сумку, дернула локтем — объемистая авоська не подалась. — И-и-их! Как были они богатые, так и останутся. А мы...

Прилипший к теткиной спине господин встрял усмешливо:

— Евреи, мать, виноваты. Да еще хохлы, да всякие инородцы. От них вся горечь.

По салону прошла волна. Двое молодых людей, царапая пассажиров широкими пряжками поясов, пробивались к господину.

Дрогнуло, прорезало толпу сизое сукно шинелей. Прокололи спертый воздух насупленные под яркими кокардами карие глаза. Реденькие щеточки волос под носами молодых людей ощетинились.

— Господин-товарищ чем-то недоволен? — спросил один из них другого.

— Господин-товарищ плачет по идиш, Володя, — грустно ответствовал тот.

Автобус стих. Жестяное бренчание кузова оборвалось на высокой ноте и замерло. Тетка, проклинающая сумку и болтунов, присела ниже. Велюровая шляпа плавно повернулась из стороны в сторону, туда и сюда, со спокойным любопытством взирая на окрестности.

Молодой человек по имени Володя вплотную приблизился к любителю иронических интонаций.

— Почем нынче держава у господ из Сиона? А может «Ще не вмерла?..» — голос сурового Володи подрагивал как подрагивает перетянутая струна в ожидании рвущего душу прикосновения. Господин-товарищ досадливо наморщил лоб:

— Дурачье! И откуда вы беретесь... такие? — Молодые люди насторожились. Испытующе уставились на говорившего. — Да уже и не осталось в стране ни немцев, ни евреев. И что с того? — Он прищурился. — Ваша братия довольна поди. Как же, рай наступил.

— Кабы... — Володя сплюнул через плечо.

Кто-то робко возмутился плевком. Но затем утерся молча.

— Если бы всех, извели. А то ведь: евреи по убеждению опаснее, чем евреи по крови.

— Лихо! Лихо, молодой человек! Красиво завернули. Только как же вы станете выявлять этих «убежденных» евреев? Метка какая на них проставлена? Или будете их... по запаху... вынюхивать? Может, прибор какой имеется по выявлению?

— Проще, мужик. Все гораздо проще, — открыл рот Володин напарник. — Мы их будем... как тебя сейчас — по языку поганому, масонскому.

Рука Володи дернулась снизу вверх. Господин-товарищ удивленно опустил глаза. Охнул. Лег спиной на пассажиров, дрожа всем телом и прикусив губу. Минуту спустя, по подбородку струйкой пролилась кровь.

— Ох ты! — до смерти перепуганная тетка рванулась к полу, но заклинилась в плотной толпе и повисла, поджав ноги, обморочно поводя зрачками...

Почуяв неладное, водитель вогнал педаль «ножника» в коврик пола. Приоткрыл дверцу, высунул, голову. Заостренная с конца монтировка выжидающе повисла в воздухе.

Тем временем в салоне нарождалась истерика: пассажиры пробивались к дверям, вминая груди и животы в преграждающие путь тела. Кто-то противно взвизгивал. Нервный парень студенческого возраста, скрипя тужуркой, лез к аварийному выходу. Резиновая лента не давалась, а разбить стекло было нечем: спецмолоток лежал в кабине под водительским сиденьем.

Наконец проход освободился. Пассажиры горохом просыпались из автобуса. Люди спрыгивали на землю, по-заячьи отскакивали в сторону.

«Полиция!!!»

Молодые люди в шинелях споро, но без излишней спешки, проследовали за угол, шаг в шаг за хозяином велюровой шляпы. Лица их были безмятежны; они не оглядывались, будто приключившееся касалось кого-то другого, но никак не этих молодцеватых ребят, туго перетянутых ремнями, четко, со стуком ставящих ногу.

И только потом от вестибюля пятизвездного «Аквариума» показались фигуры муниципальных полицейских, выскочивших на шум.

...На грязном полу салона растоптанной лягушкой лежал зарезанный. Вооруженный монтировкой водитель тянул шею, заглядывая поверх перегородки в салон. Опамятовавшиеся пассажиры готовились давать показания...

Супесь не уступала лопате; пришлось взяться за лом.

С помойной ямой Павел тянул достаточно долго, так что на этот раз жена завелась всерьез. Вроде бы нехитрое дело — метр на метр, и два двадцать глубиной, но он все откладывал и откладывал, подумывая, а не нанять ли кого. Так продолжалось с месяц. В конце концов он решился; и теперь натирал мозоли, проклиная жену, непривычную работу, а заодно Максима, обещавшего помочь, да запропастившегося куда-то. Скорее всего, на ловлю тощих пескарей, которые прятались под камнями между осклизлых свай сгоревшего в последней заварухе моста.

Ну, новый мост, в общем-то, отстроили быстро. Не в пример старому. Хотя и по новому мосту движение не ладилось; взявшие подряд фирмачи, по слухам, чересчур старательно экономили цемент. В результате этой экономии опоры моста непрерывно «линяли», не держали проектной нагрузки. По поводу моста разразился легкий скандал. Фирмачам пригрозили следствием, как выяснилось позже, судить было некого. Фирма оказалась подставной, ответственные лица оказались неответственными. Нити аферы дотянулись до губернских властей и... оборвались.

Зато на окраине губернского центра, в гуще кедрача, вдруг обнаружилось с полдюжины свежеотстроенных коттеджей...

Навязался ему этот мост! Тут от собственных забот голова раскалывается... Досадуя, Павел замахал ломом... Не то на седьмом, не то на восьмом ударе лом высек искру. Он ударил сильней — из-под бойка вылетел целый сноп искр, а звук был такой, словно он бил по чугуну. «Скальный грунт?!» — его глаза налились кровью. Угораздило же копать в самом углу двора. Выгадал называется. Он постарался успокоиться; расставил пошире ноги и стал зачищать яму.