Руслан Шабельник - В двух шагах от рая (СИ)

– У меня был Учитель, в Академии. Он с собой постоянно носил марлю и кисточку, – Тадао поднял камень, бросил его в океан, жидкость поглотила его с глухим чавканьем. Как болото.

– Зачем? – Сита едва узнала собственный голос. Однажды, они с Майком посетили турецкую баню – схожие ощущения, только не так жарко.

– Если на его пути попадалась гусеница, или иная козявка, с помощью кисти он смахивал ее на марлю, и убирал, чтобы никто не мог оборвать эту жизнь.

– И?

– У него было прозвище – Мясник Умани. Умань – это планета, местные на ней подняли восстание… впрочем, не важно. Учитель подавил его, буквально, утопив планету в крови. Мужчины, женщины, старики, дети. Я ответил на твой вопрос?

– Э-э, не совсем… я не понимаю…

– Никак, святой отец, никак. Жизнь священна, убийство нельзя оправдать, но каждый для себя придумывает какие-то оправдания: не было выхода, выполнял приказ, или он – или я, все равно умрет, меньшее зло.

– И вы тоже, для себя?..

– И я тоже для себя. Если собираетесь кого-то убить, придумайте свое.

– Но это же… все равно ложь, самообман.

– Тогда не убивайте.

– О, новенькие, да новенькие, я всегда узнаю новеньких и всегда встречаю, да встречаю.

То, что появилось из-за камня, некогда носило гордое имя – Человек. Теперь, чуть менее гордо оно носило груду отвратительно пахнущих лохмотьев. Через них просвечивалось худое тело, все в струпьях и язвах.

Ойкнув, Сита спряталась за спинами мужчин.

– Что, наверху не сбылись желания, да желания. Сюда пришли. Все приходят, да приходят. А зачем, сами не понимают. Берите пример с меня, да с меня.

– Ты кто? – Тадао слегка отступил, и запах, исходящий от существа, был не последней тому причиной…

– Кто я? Да, кто я. Некогда, я повелевал планетами, у меня было в жизни все: деньги, власть, женщины, да женщины. Но чего-то не хватало, всегда чего-то не хватает. Теперь даже коробка, в которой я ночую, не принадлежит мне, да мне. Я отвоевываю ее каждый вечер, и теряю каждое утро. И я счастлив, каждый вечер, да каждый вечер, она моя! Как хорошо спать в коробке, а не на этих голых камнях! – человек захныкал.

Неужели все люди внизу такие?

– Э-э, здесь есть какое-нибудь поселение? Деревня, город?

– Город? Город наверху, да, наверху. Здесь только разуверившиеся и Иные, и Отшельник, да, Отшельник, и бессмертные, да бессмертные, и…

– Переночевать есть где?

– Коробка! Коробка моя, не отдам!

– Скажи, где можно переночевать, или мы заберем у тебя твою коробку.

– Туда, – болезненная рука указала за спину, – Бэрри живет, он сдает, да сдает. Идите к Бэрри, а коробка – моя, не отдам! Не отдам!

3.

СИТА

Сколько себя помнила, Сита не любила больницы. Не любила и боялась. Специфический запах, коридоры с моющейся отделкой, кучки несчастных людей в них. Впрочем, среди ее знакомых – больницы не любил никто. Нормальная реакция.

Она бежала по большому коридору, и плащ, наброшенный прямо на ночную сорочку, хлопал непромокаемыми полами. И хлопали сапоги, обутые на босые ноги. Звонок поднял ее с постели, под утро – Майк попал в аварию.

– Мисс, подождите, без спецодежды туда…

Вслед несся окрик дежурной медсестры.

Сита влетает в палату. Все время, пока она добиралась сюда улочками просыпающегося города, воображение услужливо рисовало Майка, лежащего на койке, сплошь забинтованного, без сознания, и черные волосы разметались по подушке.

Койка в палате присутствовала и Майк, и бинты – охватывали локоть и часть предплечья. Несколько полосок пластыря стягивали небольшие ранки на лбу и скуле.

Вздох облегчения вырвался из груди – жив!

Майк метался по палате. Парочка медперсонала в белых халатах пыталась его успокоить.

– Я не слышу! Я ничего не слышу… не чувствую!

Они двигались, словно по месту из снов, которые ближе к кошмарам. Двигались уже довольно долго, пока без приключений. Серые камни вокруг, громадина Города над ними – не видно, но ощущается. Пыльная лента пути. Наверху все казалось прозаичным – пластиковые дома, рынок, гостиница – никак не похоже на место исполнения желаний. Здесь, они словно перенеслись в нереальный мир и, наконец, попали куда нужно. Если бы не мужчины-спутники, Сита давно бы вернулась к колонне. Когда дорога расширилась, сгустившийся туман начал рождать фигуры. Сгорбленные силуэты в бурых плащ-накидках, широкие капюшоны скрывали лица. Молчаливые, шатающиеся, они возникали на их пути, чтобы исчезнуть, поглощенные серой кисеей. Никто из спутников и не думал заговорить с ними, а Сита тем более.

Они разом вздрогнули, когда один из «прохожих» схватил отца Кельвина за край пиджака,

– Попроси Богов, помолись за меня! – рука, высунувшаяся из-под плаща, была вся в гноящихся язвах.

– И за меня!

– За меня!

Словно получив команду, туман родил с десяток шатающихся фигур, они двинулись к их троице.

– У меня, пусть мое желание исполнится!

– Нет, мое.

– Я умираю! – голоса из-под капюшонов звучали глухо.

– И я!

– И я!

Руки, с язвами, пятнами, ранами тянулись со всех сторон. Сита была в ужасе.

– Назад! – Тадао ударил одного, прямо в середину капюшона, оттолкнул второго… драки не получилось, так же внезапно, как накинулись, фигуры отступили.

– Я просто умираю.

– И я.

– И я.

– Помолись за меня.

– И за меня.

– За меня…

– Давайте! – они ускорили шаг. Дорога шла прямо, но из-за тумана, было непонятно, скоро ли она закончится. – Больные какие-то!

– Все верно – больные, чье единственное желание избавиться от болезни, – Кельвин тяжело дышал.

– Боги, мать их, испытывают желание на истинность. Куда уж истиннее, ребята, по всему, скоро умрут.

– Может, в этом и состоит их желание?

– Сомневаюсь. Кажется, оторвались.

– Можно я отдохну, – монах тяжело опустился на один из камней, любимый мешок он заботливо пристроил рядом. – Поймите, Тадао, плотская жизнь еще не все.

– Ага, рай, ад, я читал ваши религиозные книги. Девять, или сколько там кругов ада, и самый первый – для праведников, но кто умер без крещения, – майор в который раз забрался на камни, безрезультатно обозревая окрестности

– Не в этом дело. Все мы в этом мире лишь временно, исполнится желание, нет, болели, были здоровы, в конце – ждет одно. Именно для того мы и приходим в этот мир.

– Чтобы умереть?

– Чтобы понять, кто мы. Сколько было империй, царей, корпораций, повелевающих половиной мира. Где они сейчас? Кто помнит? Все преходяще, они, мы, все, даже эта планета.

– Что же тогда важно, зачем вообще жить? – спрыгнув, майор уселся, рядом с монахом.

Сита и себе пристроилась, слушая мужчин.

– Делать добро, помогать другим людям, приводить их к Богу, праведной жизни.

– А, если человек грешен, если уже совершил столько, что на все круги ада хватит.