Джон Адамс - Царствие Хаоса

Когда он вошел в дом, телевизор работал. Андерсон Купер кричал — даже орал — о бомбежке Филадельфии, Питсбурга, Балтимора. И других городов.

Въезд в Лондон собирались закрыть.

Лос-Анджелес горел.

Горел.

Вот тогда он перестал смотреть телевизор. Тогда все перестали. Именно тогда папа пришел с заднего двора с укусами на шее.

И все развалилось.

Весь смысл. Все значение.

Все ответы.

— Что это? — спросила Шерри.

Том мог только покачать головой.

— Что это?

Он посмотрел на нее внимательно. Искал раны. Укусы.

— Что это? — повторила она. И снова: — Что это?

И Том понял, что этот вопрос — все, что у нее осталось. Она не ждала ответа. Ответ ей был не нужен. Она была как машина, оставленная на холостом ходу. Органическое записывающее устройство, проигрывающее одно и то же.

— Что это? Что это?

Изредка она вставляла его имя:

— Что это, Том?

Иногда в голосе прорывались истерических нотки — но сразу же слабели и отступали.

Каждый раз интонацией, ударением она выделяла разные слова — «что», «это», «Том» — как будто механизм в ее голове давал осечку.

Повторяя снова и снова. Как литанию [10] Литания — молитва, состоящая из повторяющихся коротких молебных воззваний. апокалиптической службы без церкви.

Это напомнило Тому слова старой песни.

«Какая частота, Кеннет?»

Группа «R.E.M.» Из альбома под названием «Монстр».

Трагическая ирония.

«Какая частота, Кеннет?»

Песня рассказывала о реальном случае, когда двое неизвестных напали на журналиста Дэна Разера. Отец Тома смотрел его передачи. А старший брат отца, Сэм, знал его лично. Нападавшие избивали журналиста, повторяя: «Какая частота, Кеннет?»

Только послание Шерри было проще.

— Что это?

Том не знал, как «это» назвать. Не находил подходящих слов.

Слово «инфекция» ничего не объясняло, все было намного хуже.

В телевизоре говорили: «пандемия». Слово звучало довольно точно, несмотря на то, что оно предполагало. Слово казалось слишком большим для этого мира. Для мира полицейской академии, для сонного мирка Сансет-холлоу

— Что это, Том?

Парень на канале «Фокс» сказал: «конец света». Словно библейский пророк. Сказал — и ушел, оставив на экране пустую картинку.

Конец света.

Том не мог сказать Шерри, что это конец света. Это был конец дня.

Сегодняшнего. А может быть, это конец еще очень многого.

Но — конец? На самом деле — конец?

Том не хотел об этом думать. Даже теперь.

Он двинулся дальше, шагая быстрее, в надежде, что она за ним не пойдет.

Но Шерри пошла. Она переставляла ноги механически, как ножницы, режущие бумагу. Чоп-чоп.

— Что это, Том?

Она вроде определилась. Всегда добавлять его имя. Словно вцепилась в него. Наверное, думала, что он знает, куда идет.

— Я не знаю, — ответил он.

Но было ясно: Шерри его не услышала. А может быть, не могла услышать.

Бенни все крутился, потом Том ощутил бедром тепло. Влажное тепло. Подгузник протекал.

Черт.

Всего лишь моча, и все же.

Как меняют подгузник во время конца света? Какова процедура?

— Что это, Том?

Он резко обернулся. Хотел прикрикнуть на нее. Сказать, чтоб заткнулась. Ударить, выбить эти глупые слова из ее рта. Разбить напомаженные губы, чтобы они больше не смогли ничего произнести.

Она отшатнулась от него, широко распахнув глаза. И тоненьким, жалобным голосом спросила:

— Что это, Том?

Но тут кусты задрожали и раздвинулись ветки.

Их становилось все больше.

Их.

— Шерри, — быстро сказал Том, — садись в машину.

— Что это?

— Лезь в чертову машину!

Он оттолкнул ее, нащупал ручку дверцы и запихнул Бенни внутрь. Некогда ставить детское кресло. Пусть его оштрафуют. Штраф будет счастьем.

— Шерри, залезай!

Она смотрела на него так, будто он произносил какие-то бессмысленные звуки. Вертикальные морщинки возникли между ее нахмуренными бровями.

— Что это? — спросила она.

Человеческие фигуры все шли и шли.

Много фигур.

В большинстве теперь незнакомые. Люди из других частей города.

Шли через дворы и лужайки.

Шли.

Шли.

— Господи, Шерри, лезь скорее в машину!

Она отступила от него, качая головой и почти улыбаясь, как делают люди, когда думают, что вы чего-то не понимаете.

— Шерри! Нет!

Она отступила слишком далеко. На один лишний шаг.

Том попытался ее схватить.

Но ее схватили десять других рук. За руки, за одежду, за волосы.

— Что это, Том? — спросила она еще раз.

А потом — исчезла.

Исчезла.

Охваченный ужасом, борясь с подступающей тошнотой, Том отвернулся и, пошатываясь, побрел к машине. Бросил меч на пол у пассажирского сиденья и сел за руль. Руки снаружи уже потянулись к нему, но он быстро захлопнул дверь. Мертвые пальцы царапали двери, стекло.

Потребовалась вечность, чтобы вставить ключ в замок зажигания, хотя замок находился там же, где и всегда.

Бенни на заднем сиденье все плакал.

Люди снаружи выли невероятно громко.

Он повернул ключ.

Завел машину.

Он разбил фары, помял бампер и оба крыла, пока добрался до конца улицы. Тела разлетались в стороны. Тела перелетали через капот, разбивали лобовое стекло, ударяясь о него локтями, скулами и подбородками.

А потом валялись, как сломанные куклы, в красном свете его задних фар.

Том и Бенни направлялись в Лос-Анджелес.

Они проехали всего восемьдесят миль, когда парень по радио сказал, что город погиб.

Погиб!

Далеко на западе, по ту строну гор, даже с такого расстояния Том видел свечение. Уродливая оранжевая туча взмывала вверх и расползалась по небесам.

Он был слишком далеко, чтобы услышать.

Ядерная волна ударила в горы. Ударила и отскочила высоко в воздух и сотрясла небо над ними.

Но автомобиль заглох.

Исчезла связь на сотовом телефоне, умолкло радио.

Погасли фонари вдоль дороги.

Том вспомнил аббревиатуру. Он где-то читал. ЯЭИ [11] ЯЭИ — ядерный электромагнитный импульс. . Но он забыл, как она расшифровывается.

Неважно. Он понял, что произошло.

Город исчез.

Несчастный случай?

Попытка остановить заражение?

Он сидел в машине, глядя в темноту за треснувшим лобовым стеклом, и задавался вопросом, узнает ли он об этом когда-нибудь. Бенни на заднем сиденье молчал. Том обернулся и посмотрел на него. Бенни уснул.

Намучался и уснул.

Или…

Холодная рука пронзила грудь Тома ножом и сдавила его сердце.

Бенни спит?

Спит?

Том повернулся и встал коленками на сиденье. Протянуть руку сюда, в темноту, было труднее, чем все, что ему пришлось сделать прежде. Труднее, чем оставить маму и папу. Труднее, чем резать мечом соседей.

Ведь это был Бенни.

Его младший брат.

Все, что у него осталось. Единственное, что могло удержать его в этом мире.