Сергей Алексеев - Чёрная сова

Тогда он взвалил неподвижное тело на плечо и понёс к палатке. А тащить надо было километра полтора, девица же — кровь с молоком, поэтому на середине пути математик употел, притомился, положил её на травку и разделся до пояса, чтоб обсохнуть. Тут кришнаитка очнулась, вскочила и, увидев уставшего полуголого мужика рядом, закатила тихую истерику, делая страшные, трагические глаза! Неведомо, что ей привиделось, пока отпущенная душа летала невесть где, оставив тело на произвол судьбы, но она заподозрила Севу, что тот воспользовался состоянием глубокой медитации и её изнасиловал. Тот понял, что судьба опять позабавилась над ним. Сначала математик оправдывался, лепетал, что он вполне порядочный человек, а не маньяк, думал, что она без памяти, спасти хотел, но девица заявила, что в состоянии сомати ей было сексуальное видение и описала его в красках — всё, вплоть до поз, чем распалила интеллигентного, уравновешенного и чаще просто ворчливого Севу. Языком доходчивым и нецензурным он сказал всё, что думает про их секту и про неё, в частности, и что мог бы её отмедитировать по полной программе, но, к сожалению, не урод, и с бездушными трупами не хочет. Да и вообще всех женщин презирает! Странное дело, по уверению Севы, кришнаитку вроде бы даже оскорбила такая откровенность и одновременно разочаровала. По крайней мере, она отстала и ушла назад, к своим камням. А напарник после этого случая убегал, едва завидев очередное белое привидение.

Похоже, что Палёна тоже медитировала, причём сидела скорчившись, низко опустив голову, так что виднелась только спина. Помня казус, произошедший с Севой, Терехов подождал сначала четверть часа, потом ещё полчаса накинул, затем несколько раз окликнул. Но оказалось, всё бесполезно, и тогда пошёл к ней осторожно, чтобы не спугнуть, если выйдет из нирваны: мало ли что может произойти, когда очнётся?

Оставалось шагов тридцать, когда он различил сначала пустой и почти оторванный рукав, а потом скомканную и пустую же куртку. Застёгнутая на «молнию», она стояла торчком на камнях и таким образом, будто была сдёрнута через голову, а стёганая оранжевая плащёвка горнолыжного костюма была исполосована в клочья и разлинована грязью. Из дыр торчали клочья синтепона пополам с жёлтой травой. Такое ощущение, что куртку, а точнее Палёну, долго волокли по земле, пока одежду не стащило остроугольным камнем, прочно торчащим из земли. Этот хищный зуб зацепился за её нижнюю часть, причём рывок был такой силы, что крепкую ткань и утеплитель разорвало до ворота. И вряд ли уцелел позвоночник.

В первый миг Терехов таращился на это оранжевое рванье, чувствуя некоторое отупение, затем огляделся и наконец-то заметил следы волочения. Дорожка примятой мокрой травы тянулась до куртки и далее, убегая в сторону горы, и кое-где отчетливо просматривались полустёртые отпечатки конских копыт. То есть помощницу тащили лошадью, привязав за ноги! И она ещё была жива, иногда цеплялась руками за траву: вырванные клочья осоки валялись вдоль следа.

Он подхватил лохмотья куртки и побежал по следу в горку, озираясь на ходу и ощущая ватность ног. Всё, что он придумал ночью, все его умозаключения, доводы и объяснения странных событий рассыпались в прах, как зеркало. Дух ископаемой шаманки, воплощённый в Ланду, существовал в реальности, и с этим надо было согласиться. Никому иному не удалось бы захватить осторожную, опасливую помощницу прямо возле кунга и уволочь невесть куда, привязав верёвку к седлу; пожалуй, так волочили поверженных противников во времена, когда была ещё жива «принцесса Укока». Палёна находилась не в состоянии сомати, и по характеру не была безропотной куклой; судя по турке в кострище, никуда в сторону не отходила, могла и должна бы была сопротивляться, кричать! Терехов бы услышал, ибо помнил, как она завизжала, когда разбилось зеркало, — мёртвый на ноги встанет.

Воспоминание о плохой примете — разбитом зеркале — и вовсе усугубило состояние. Ноги теперь подкашивались: протащить женщину по каменистой земле почти километр до могилы шаманки — это уже если не смерть, то увечье, а, судя по снявшейся куртке, волокли спиной, голым позвоночником по булыжникам, ибо одежда завернулась. Сразу же вспомнился конюх Мундусов с заставы, по уши укатанный в грязи. При попытке отнять гнедого наверняка был заарканен Ландой! Только женщина способна на столь дикий и жёсткий способ мести противнику или сопернице! Возможно, даже не сопернице, а человеку, мешающему шаманке являться в этот мир. Она убирает возможных свидетелей!

Если Палёна говорила правду, то Терехов и в самом деле зачем-то нужен Ланде, и теперь она избавилась от помощницы, как избавилась сначала от Севы Кружилина, потом от солдат. Ланда до сих пор лишь подавала знаки о своём реальном существовании и способностях, например, когда вернула сумку с дальномером или похитила и возвратила нивелир. Теперь она перешла к конкретным и жёстким действиям. А он, Терехов, давно чувствуя это, всё ещё пытается избежать контакта с шаманкой, иногда проявляя малодушие, прикрываемое попытками рассудочных умозаключений. Ноги подкашиваются и разум бунтует оттого, что он не готов к встрече. И не от ведьминских воздействий чёрной совы — от собственной слабости возникают головокружение, тошнота, в общем — «похмельный синдром», который испытывал Сева и несчастный казахский турист.

Андрей встал на склоне и выпрямился.

— Отпусти женщину! — крикнул он в безмятежное солнечное пространство. — И выходи, я здесь один!

Замер и прислушался, будто и в самом деле ожидал какого-либо ответа. Однако яркое утро на плато лишь подчёркивало его пустынность и безлюдье. Свежий след волочения миновал могилу и потянулся к горе, по ярко-жёлтому травяному полю. Невидимая река оставалась справа и лишь изредка поблёскивала, когда Терехов миновал ложбинки. У самой подошвы горы он внезапно потерял след, вокруг была нетронутая жухлая трава, разрезанная старыми колеями от автомобильных покрышек.

Он вернулся назад, отыскал место, где ещё была заметна дорожка волочения, и нашёл её тупиковую точку: здесь пропадало сразу всё, в том числе и следы конских копыт. Лошадь словно оперлась в последний раз задними ногами о твердь, прыгнула вверх и полетела в гору по воздуху, увлекая за собой связанную по ногам Палёну.

Терехов непроизвольно покрутился, глядя в небо, потом сделал круг и встал на том месте, где терялся след. Если параллельная реальность существовала, то начиналась она здесь, например, потому, что среди желтеющих трав тут была зелёная весенняя поляна, и даже какие-то цветочки ещё взирали на свет голубыми глазами. Наверняка в таких местах находились врата, вход, портал или ещё какая-нибудь замысловатая хрень, куда исчезает или откуда является дух шаманки. Или, может, в самом деле сова улетела по воздуху, утаскивая за собой несчастную помощницу, безнадёжно влюблённую в начальника заставы.