Хроники Мировой Коммуны

– Это все понятно, – ​Аля взяла со стола взрыватель, сфокусировала взгляд на стеклянной поверхности, пытаясь поймать хоть намек на собственное отражение в полутьме. – ​Только что нам делать теперь? Здесь и сейчас?

– Как что? Действовать по плану. Лично я буду завтра в двадцать минут одиннадцатого аккурат на перекрестке Императорской и Магистратской. Нехорошо огорчать господ из Охранного отделения – ​меня там будут ждать с нетерпением.

– Погибнешь ведь напрасно.

– А это зависит от тебя.

– То есть?

Тадеуш присел рядом с Алей.

– Наш милый и прогрессивно настроенный присяжный поверенный – ​провокатор. Завтра утром он должен умереть.

На этот раз – ​никаких вопросов, только сухой кивок и отрешенный взгляд были ему ответом.

…Пять лет назад Аля поступила на вновь открывшиеся в Петербурге высшие женские медицинские курсы. Ее мечтой тогда было стать врачом, причем не просто врачом – ​хирургом, пробив таким образом дорогу сотням, тысячам молодых целеустремленных девушек, которым и в самые либеральные времена в сфере медицины вряд ли светило что-то лучше профессии акушерки. Учебу все равно предстояло продолжить за границей, для чего требовалось солидное состояние, но питерские курсы в любом случае были хорошим началом пути в Цюрих или Лозанну. Целый год до черных кругов под глазами Аля корпела над учебниками и пособиями, но вскоре министерством народного просвещения был издан печально известный «циркуляр о бородатой женщине». Новый министр искренне считал, что у девушек, предающихся ученым занятиям, перестает расти грудь и, напротив, начинает расти борода, а бородатые женщины – ​это европейская зараза и подрыв устоев православной империи. Таким образом, женщинам необходимо запретить получать высшее образование. Медицинские курсы были ликвидированы, как и множество других подобных учреждений по всей стране. Все попытки сопротивления были подавлены полицией, да их и не было в сущности, за исключением четырех-пяти студенческих «историй» в обеих столицах. Организация, конечно, пополнила после этого свои ряды множеством озлобленных молодых девушек, но и для нее ситуация обернулась скорее проигрышем, лишний раз показавшим бессилие революционеров.

Бывшая курсистка Аля примкнула к террористическому крылу партии, считавшему, что сегодня, в условиях исчезновения массового рабочего движения образца начала века, необходимо возвращаться к методам «Народной воли», бомбой отвоевывая базовые политические свободы. И здесь она стала человеком крайне полезным и в некотором роде незаменимым. Когда в Москве был раскрыт провокатор, на совести которого оказались десятки повешенных и отправленных на каторгу борцов, именно Аля вызвалась его казнить, чем потрясла своих товарищей. Но куда больше на следующий день их потряс способ казни – ​стилетом в основание черепа. Так Аля стала партийным палачом, и не просто палачом – ​палачом-теоретиком. Хорошее знание человеческой анатомии и физиологии давало ей все новые и новые идеи в области ликвидации разоблаченных врагов, и анонимная брошюра «Механика убийства», распространявшаяся среди членов организации, пользовалась такой же популярностью, как и теоретические работы выдающихся социалистов Европы…

– …Он должен умереть. Но – ​не раньше прибытия поезда. То есть в десять часов примерно. До этого ты должна будешь сидеть на телефоне. Несколько звонков по не имеющим отношения к делу номерам, «кодовые фразы» типа «передайте Александру Михайловичу, что мы с Лизой благополучно вернулись из Бирюча» – ​это все заставит филеров побегать и приведет их в некоторую растерянность. Номера и примерное содержание бесед мы с тобой выучим сегодня. А теперь самое главное – ​слева на чердаке, за деревянным сундуком, который у местных жителей называется, кажется, «скрыней», ты найдешь своего старого друга – ​винтовку братьев Маузеров.

– Подожди, какую винтовку? Ту самую, из Старой Руссы? – ​Аля была потрясена. – ​Но как? Она же…

– Настоящий фокусник не имеет права раскрывать свои секреты, – ​Тадеуш позволил себе улыбнуться. – ​Знаешь, меня очень сильно заняла твоя идея насчет использования снайперской стрельбы в деле террора. В самом деле, ведь еще штуцеры времен Крымской войны теоретически позволяли вышибать дух из власть имущих без особой опасности для убийц. Но нет – ​револьвер и бомба были вне конкуренции что у европейских анархистов, что у наших народовольцев. И хорошо еще, если бомба: Кравчинский и вовсе заколол Мезенцова кинжалом, словно какой-нибудь Равальяк – ​Генриха Четвертого. И это называется конец девятнадцатого века! Инерция человеческого сознания представляла убийство царя или жандарма как некий религиозный акт, в ходе которого и сам террорист обязан погибнуть – ​и почти всегда погибал. Идея о том, что убийство это можно поставить на поток, что можно отстреливать царей и президентов, словно бешеных собак, была для революционеров старой закалки совершенно крамольной. Даже бурская война ничему никого не научила.

Однако все случается когда-нибудь в первый раз. Наш любезный хозяин примечателен не только своим многолетним сотрудничеством с охранкой, но и тем, что с чердака его дома открывается роскошный вид на известный нам перекресток. На это наша надежда. И еще на твою меткость.

– Я не держала винтовку в руках полгода. И у меня будет всего одна попытка, верно?

– Если этот выстрел удастся, он опрокинет существующий миропорядок. Я уверен, наш метод возьмут на вооружение революционеры всего мира. Мы загоним хозяев жизни в их дворцы, так что они носа не посмеют высунуть на открытое пространство. Мы наведем на них такой страх, что любой буржуа будет выходить на улицу разве что окруженный охраной с пуленепробиваемыми щитами в руках. Мы унизим их, превратив в дичь, в живые мишени, в зайцев и куропаток…