Хроники Мировой Коммуны

– Психиатр? – ​переспросила я. – ​Найдете такого – ​чур я первая в очереди…

И в этот момент нам всем стало понятно, что мы сработаемся. Через пару недель иначе как мамой мои девочки меня не называли. А через полгода я поймала себя на том, что нашла настоящую семью – ​больше, чем товарищей и подруг. И вместе с тем – ​обрела подспудный страх однажды все это потерять. Ведь где-то в основе наших отношений лежала ложь. Моя ложь.

А я уже знала, что ложь мои дочери категорически не переносят.

– Отойди, пожалуйста, – ​ствол автомата Токо ощутимо подрагивал, очень плохой знак.

– Ни! За! Что! – ​отчеканила Ясмина, приняв позу то ли гандбольного вратаря, то ли витрувианского человека.

– Лу, убери ее, не доводите, – ​скомандовала Токо.

Никто из нас не сдвинулся с места.

– Да вам что, жить надоело? – ​голос Токо сорвался, она смотрела на нас дикими глазами, водя стволом из стороны в сторону.

«Мама, я пока никому ничего не сообщала. Плюс ко всему отрубила запись. Мы должны успокоить Токо, она же наша сестра. Сделай что-нибудь, пожалуйста, ты же была на войне, у тебя опыт…» – ​сообщение Ю в личку снова напомнило мне, что за безопасность здесь отвечаю я и только я.

– Токо, если ты думаешь, что у тебя мало времени для того, что ты хочешь сделать, – ​ты ошибаешься, – ​начала я. – ​Ю только что написала мне, что не стала поднимать тревогу и даже запись отключила. Так что времени у нас куча – ​чтобы прийти к решению, которое устроит всех.

– Это правда, – ​подтвердила Ю.

– Не веришь? – ​продолжила я, глядя прямо в глаза азанийке. – ​Зря. Я ведь здесь человек относительно новый, ты знаешь Ю дольше меня и должна понимать ее с полуслова. Она ни за что не поспособствует тому, чтобы тебя посадили в тюрьму.

– Ну хорошо, – ​чуть расслабилась Токо. – ​Дальше что?

– Сначала, девочки, я хочу перед вами всеми покаяться, – ​тут я оглянулась и, наткнувшись на взгляд Мики, поправилась: – ​То есть девочки и мальчик, извини, не могу привыкнуть. Ясмина правильно сказала – ​у нас между собой не должно быть никаких секретов. А я очень долго скрывала от вас…

– Если ты о том, что вы спите с Ю, так это давно все знают, – ​перебила меня бесцеремонно Ясмина.

«А я тебе говорила, – ​написала мне Ю в личку, сопроводив фразу парой обидных смайликов. – ​А ты все боялась, как они воспримут, не будут ли ревновать, не развалится ли коллектив. Угу, сейчас, прямо с горя все умерли от наших с тобой отношений.»

– Подождите-ка, я не…

– Кстати, странно даже, – ​продолжала парижанка. – ​Значит, спите вместе вы, а лесбиянками все считают нас с Лу. Вот и с парнями ни черта не получается…

– Ты попробуй хоть раз на романтическое свидание прийти без подруги и шокера, – ​посоветовала Ю. Токо, не выдержав, фыркнула, но тут же опомнилась:

– Так, какого хрена вы мне тут спектакль разыгрываете?

– ТИХО ВСЕМ!!! – ​вспомнив свою военную карьеру, заорала я. Кажется, подействовало. Набрав побольше воздуха, одной сплошной скороговоркой я выдала:

– На самом деле я являюсь секретным агентом тайной организации старых революционных борцов, занятых спасением мира. А теперь заткнитесь, пожалуйста и дайте раскрыть нормально тему, хорошо?

К концу войны КОРД, как все похожие организации, созданные в отчаянных условиях и в отчаянные времена, имел самые широкие полномочия и функции – ​от внешней разведки до борьбы с бандитизмом и спекуляцией. После учебки меня, видимо, из-за имени, хотели распределить в «кавказский отдел» – ​проблема территорий бывшего Имарата, где власть захватили левые националисты вроде «детей Зелимхана», где коммунисты все еще не восстановили численность и влияние после резни, устроенной исламистами в самом начале войны, становилась все острее, в специалистах по Кавказу все заинтересованные ведомства испытывали большую потребность, но в моем случае ошибка разъяснилась достаточно быстро. Когда я рассказала на комиссии по распределению, что мое знание региона ограничивается дюжиной азербайджанских слов, что, несмотря на вопиюще неславянский профиль, я являюсь «человеком русской культуры» в гораздо большей степени, чем известный семинарист, интерес ко мне сразу поугас. Словом, отправилась я домой, в Белгород, работать в отделе по борьбе с политическим бандитизмом.

Формально преступность делилась на обычную, заурядную, и «политическую» – ​ту, что питала подпольные контрреволюционные организации. Первой занималась криминальная милиция, второй – ​КОРД. На деле провести грань между ними было сложновато: имперские недобитки массово уходили в криминал, а уголовный мир, и до революции тесно связанный с фашистами, пропитался ультраправыми идеями, словно губка. Поэтому мы с городской криминальной милицией постоянно, что называется, сталкивались в дверях. Об этих конфликтах сегодня общество имеет представление исключительно с милицейской точки зрения: и в публикуемых мемуарах, и в детективных фильмах умным и расторопным милиционерам противопоставляются невежественные и самонадеянные кордовцы в ставших притчей во языцех кожанках, постоянно отбирающие себе почти раскрытые дела, срывающие ответственные операции и упускающие опасных преступников благодаря вопиющей некомпетентности. Прямо как в старых боевиках – ​умный коп из NYPD или LAPD и тупые федералы в пиджачках, вечно сующие нос не в свое дело. Понятно, что реальная картина наших взаимоотношений была куда сложнее, но после произошедшего в мае пятьдесят девятого года на КОРД стало возможным вешать и не таких собак.

К середине пятидесятых поражение контрреволюции в мире стало особенно очевидным и убедительным. Надежды на помощь заграницы у нашего имперского подполья рухнули окончательно. И именно в этот момент в разлагающейся и отчаявшейся контрреволюционной среде стали популярны идеи тотального террора против национальных и гендерных меньшинств в Коммунах как средства очищения человечества и призыва к угнетенным белым европейцам мобилизоваться и бороться. По Коммунам прокатилась волна столь же страшных, сколь и бессмысленных терактов. Объекты для атаки выбирались самые разные: центры реабилитации жертв семейного насилия, клубы квир-культуры, кварталы компактного проживания выходцев из Средней или Юго-Восточной Азии, главное для них было – ​от акции к акции увеличивать количество жертв, сеять панику бессмысленной жестокостью. В этих условиях КОРД решил коренным образом менять стратегию борьбы: через внедренных в подполье и эмиграцию агентов продавливалась идея о бессмысленности и вреде террора в деле борьбы с коммунизмом, но для того, чтобы подобная точка зрения возобладала, необходимо было создать имперцам другую перспективу, дать свет в конце тоннеля. Так возникла идея операции с неоригинальным названием «Картель».