Анастасия Баталова - Дети богини Кали

– Смотрите-ка, какое чудо плывёт к нам, – сказала она, окружающие ее девушки оглушительно засмеялись, Саймону показалось, что его осыпало этим смехом, точно брызгами морской волны, налетевшей на препятствие, – только у нас тут, к сожалению, вряд ли найдётся трон, достойный столь прелестного принца!

Это был комплимент, скорее шутливый, первая реакция привычно галантной девушки, души компании, она наверняка и разглядеть Саймона толком ещё не успела…

– Я как-нибудь, с краешку, – поспешил ответить он тоном, исполненным трогательной скромности, – если позволите…

Вероятно, девушки сначала приняли его за одного из тех юношей, чье присутствие обязательно в подобных заведениях, они шутили с ним фривольно, глазели жадно, при случае клали большие пропахшие табаком руки на его щуплую спинку, надеясь через тонкую ткань ощутить нежное тепло его тела… Но чернявая лейтенанточка, по-видимому, начала кое-о-чём догадываться, она притушила несколькими строгими взглядами самых ретивых своих подруг, и сама обращалась с Саймоном крайне деликатно, не позволяя себе ничего из того, что могло бы оскорбить достоинство порядочного юноши.

Всей шумной ватагой вывалились покурить. Ночь уже совсем вступила в свои права, из дверей падал на тротуар жёлтый бархатный свет, как коврик.

– Вы с фронта? – спросил Саймон у чернобровой, как будто ненароком увлекая её за пределы светлого пятна, в прохладную тишину возле стены.

– Да, – ответила она, выдыхая струйку дыма, – и завтра опять туда. Отпуск кончился. Это наша последняя ночь, вот мы и гуляем, ты не подумай, мы не всегда такие, – она мрачно рассмеялась, – может, вообще последний праздник для нас, вот и хотим побузить как следует…

Саймон почувствовал, как дрогнул её голос, словно струна одного инструмента в оркестре порвалась во время концерта – не заметишь, если не станешь прислушиваться. И это придало ему смелости, он шагнул к ней и прижался весь, обескураживающе быстрым движением, голова его оказалась у неё на груди, он развернул к ней своё свежее личико, распахнул сияющие нежной мольбой глаза:

– Проведи эту ночь со мной.

Он произнёс это чуть ли не повелительно, в первый момент не ощущая никакого смущения, и она на секунду застыла, словно окаменев, казалось, даже не дыша…

– Да ты что, сдурел? – спросила растерянно, очень бережно, впрочем, отстраняя его от себя, – зачем тебе случайная, полупьяная и уже почти мёртвая… Знаешь куда мы едем? Там самое пекло сейчас… Наши отступают и несут огромные потери… Тебе нас жалко? Не стоит. Вон смотри, сколько их, и все к нашим услугам, – она взглядом указала на молодого мужчину в вызывающе яркой рубашке, стоящего возле фонаря, и улыбающегося неприлично сладкой, зазывной улыбкой, – ты ведь порядочный, это видно, давай я провожу тебя, не делай глупостей…

Она смотрела на Саймона с искренним состраданием; он нравился ей, это было заметно, и она хотела его, но принципы боролись в ней с желаниями.

– Расскажи мне, что с тобой случилось? – она ласково, как сестра, приобняла его за плечи, – повздорил со своей девчонкой? Бывает. Не бери в голову. Уверена, она завтра же прибежит извиняться… К такому-то красавчику…

Саймону совсем не хотелось говорить об Онки. Любая мысль о ней отзывалась тоской, бескрайней, холодной, как зимняя степь. Вместо того, чтобы ответить на вопрос девушки, он снова прильнул к ней:

– Ты правда считаешь, что я красивый?

– Очень, – подтвердила она горячо, – если меня завтра изрешетит пулями, я буду счастлива, что последний мужчина, которому я смотрела в глаза, был так удивительно прекрасен…

– Ну так возьми меня, – прошептал он, обдавая её кипящим сиянием своих изумрудных глаз.

– Нет, – сказала она почти грубо, – я сейчас вызову такси и отвезу тебя домой. Ты помиришься со своей девушкой, вы с нею поедете в мэрию, распишитесь и проживете долгую счастливую жизнь… Я так и вижу тебя в чистой уютной комнате, у камина, с ребенком на коленях…

Саймон отстранился и с вызовом посмотрел на чернявую незнакомку. Его хорошенькие губки разверзлись, выпустив на волю отвратительное ругательство.

– Ты меня не знаешь… Я не такой. Я не ангел. Я могу быть разным…

Он стоял и смотрел на неё, прекрасный и смелый, в свете фонаря его рубашка отливала розовым, в ясных глазах плескалась ярость.

– Не хочешь? Я просто пойду тогда в другой бар, найду кого-нибудь… понаглее…

Последнее слово Саймон выделил, произнеся его по-особенному, едко, с вызовом.

– Ну иди, ищи, – ответила она, и в лице её сверкнуло что-то жёсткое, упрямое.

Саймон немного оробел, но пошёл, однако, медленно, мелкими шажками по залитому фонарным светом тротуару. «И ведь уйдёт!» Девушка-лейтенант всё это время стояла, нервно стиснув губами потухшую сигарету, и напряженно смотрела вслед Саймону – он ни разу не оглянулся. Она догнала его в конце улицы.

– Что же всё-таки с тобой случилось? – спросила, привлекая юношу к себе и начиная гладить по волосам, как расстроенного ребенка; они вышли из пятна фонарного света и стояли теперь в тихой темноте, до сюда едва долетал невнятный шум бара, – Откуда же ты такой чудной? – по её изменившейся интонации было понятно, что она уже почти примирилась с его странным намерением.

Саймон ничего не отвечал, он просто стоял рядом, освещая своей красотой ее, вполне возможно, последнюю ночь на земле. Он протянул ей руку, чтобы она вела его, и внутри у него всё застыло от волнующего предвкушения…

Над баром располагалась маленькая комнатка, предназначенная как раз для таких встреч. Она сдавалась на час – для этого достаточно было сунуть хмурой девушке за барной стойкой хрустящую купюру и слегка подмигнуть – та мигом соображала, что к чему.

Они поднялись по тёмной узкой лесенке в дальнем углу бара и очутились на небольшой площадке перед дверью.

– Ты хорошо подумал? – спросила она, бережно заключая его лицо в ладони, и с упоением заглядывая в него.

– Да, – ответил Саймон, пытаясь обнять ее неловкими, робкими руками.

Она горько усмехнулась и толкнула дверь в комнатку. Обстановка там была весьма убогая – узкая постель под пошлым бордовым покрывалом, в нескольких местах полинявшим, мрачные обои с нелепыми ляпистыми узорами, столик с подсыхающей розой в вазе – для романтического настроения, наверное…

– Да ты хоть знаешь, что я с тобой делать-то буду? – в ее голосе звучала ласковая и грустная насмешка; но она смотрела на него без улыбки, любуясь и одновременно скорбя своими большими тёмными глазами, силясь вобрать в себя, запомнить; она смотрела на Саймона как на нечто бесконечно прекрасное, но обреченное скоро исчезнуть – как на падающую звезду, как на рассыпающийся в воздухе салют, как на всполохи полярного сияния, полощущиеся в темном небе словно летящие по ветру газовые шарфы…