Нил Шустерман - Разделенные

– Да, мы работаем над этим, поэтому сейчас нет смысла вкладывать драгоценные ресурсы в такое место, которое в любой момент может захватить полиция.

– Значит, вы просто оставите нас здесь подыхать?

– Я этого не сказал. У тебя здесь, похоже, все более-менее в порядке. Если повезет, полицейские могут решить, что необходимости штурмовать это место нет…

– Если повезет?! – восклицает Коннор, в ярости вскакивая из-за стола. – Я думал, в Сопротивлении принято полагаться на собственные силы, а не на удачу. И что? Вы хоть что-то предприняли? Нет! Я отправил вам план, в котором описано, как можно внедриться в заготовительные лагеря и освободить ребят, не прибегая к насилию, – так, чтобы общество не возмутилось и не захотело отомстить. И что я слышу от Сопротивления? «Мы над этим работаем, Коннор» или «Мы приняли твой совет к сведению, Коннор». А теперь ты еще предлагаешь мне положиться на удачу в вопросе выживания? Кому нужно такое Сопротивление?

Ринкон, видимо, решает, что это отличный повод завершить встречу. Очевидно, он с самого начала думал о том, как бы поскорей отделаться.

– Послушай, я просто передал тебе информацию! Не надо на меня за это злиться!

Но Коннор уже зашел так далеко, что остановиться невозможно. Замахнувшись, он обрушивает на невыносимо заурядную физиономию Ринкона всю силу могучего кулака, принадлежавшего некогда Роланду. Удар попадает точно в глаз, и представитель Сопротивления отлетев назад, ударяется о переборку.

Давать сдачи Ринкон явно не собирается: он лишь смотрит на Коннора с ужасом, как будто ожидая новых ударов. Коннору приходит в голову, что буквально минуту назад он упомянул о том, как избежать насилия. «Достойное подтверждение его словам, ничего не скажешь», – думает он, отступая от Ринкона.

– Это мой ответ, – говорит он. – Можешь передать это тем, кто тебя послал.

В лагере есть наполовину разобранный и лишенный крыльев, как и многие другие здешние самолеты, «Боинг-747», превращенный в гимнастический зал. Самолет носит имя «Джимбо», хотя некоторые предпочитают называть его «бойцовским клубом», так как добрая половина драк, случающихся на Кладбище, происходит именно здесь.

Туда и отправляется Коннор, чтобы снять накопившееся напряжение.

Он избивает свисающий с потолка боксерский мешок, как чемпион, решивший во что бы то ни стало добиться победы нокаутом в первом раунде. Нанося удары, он представляет себе лица ребят, успевших достать его за сегодня. Тех, кто нашел оправдание безделью, несмотря на то, что от них требовался результат. Его гнев разгорается с новой силой, когда в памяти всплывают физиономии людей вроде Ринкона, полицейских, с которыми ему пришлось столкнуться, улыбающихся функционеров заготовительного лагеря, пытавшихся сделать вид, будто разборка сродни идиллическому семейному отдыху. Под конец он вспоминает отца и мать, чьи поступки стали первым звеном в цепи событий, в итоге приведшей его сюда. При мысли о родителях град ударов, обрушивающихся на мешок, стихает, хотя Коннор все еще злится – и на них, и, в то же время, на себя, за то что не может ненавидеть их так, как они того заслуживают.

Он наносит удары то правой, то левой рукой, в который раз замечая, что разница в силе грандиозна. Прекратив избиение мешка, Коннор смотрит на татуировку, украшающую его запястье: тигровая акула выглядит на картинке еще страшнее, чем в жизни. Коннор успел привыкнуть к татуировке, но полюбить ее не сможет никогда. Даже волосы на татуированной руке растут гуще, чем на другой. К тому же они другого цвета. Он здесь, думает Коннор. Роланд встает за каждым ударом, который я наношу его рукой. И, что самое страшное, Коннору нравится использовать ее сокрушительную силу… хотя, быть может, это нравится самой руке.

Он подходит к станку для жима от груди, который занимают двое парней. Заметив приближение Коннора, они тут же освобождают место – ну хоть какой-то прок от начальственной должности! Подсчитав блины на грифе и прикинув вес, Коннор добавляет еще по два с половиной килограмма с каждой стороны и, устроившись на сиденье, откидывается назад, чтобы начать упражнение. Он повторяет жим от груди день за днем – и ненавидит его больше всего, потому что ни одно упражнение не демонстрирует разницу в силе двух рук так наглядно. Та, с которой он был рожден, с трудом поднимает вес. Неожиданно Коннор осознает, что его борьба с Роландом не закончилась.

– Может, подстраховать? – спрашивает парень, стоящий где-то позади. Изогнув шею, Коннор оглядывается и видит парня, которого все зовут Старки.

– Да, спасибо.

Он начинает упражнение снова и, несмотря на боль в своей собственной руке, бросать штангу не собирается… но после семи жимов Старки приходится помочь ему вернуть гриф на подставку.

– У тебя это после «Веселого Дровосека»? – спрашивает Старки, указывая на картинку с акулой на правом плече Коннора.

Приподнявшись, Коннор старается унять боль в мышцах.

– Да, вместе с рукой, – отвечает он, глядя на татуировку.

– На самом деле, – говорит Старки, – я и спрашивал про руку. Если уж у человека, выступающего против разборок, рука с разборки, значит, он этого не хотел. Интересно было бы узнать, как это случилось.

Коннор начинает смеяться, потому что вот так, в упор, его никто еще об этом не спрашивал. Однако поговорить об этом оказывается приятно.

– Да был там один парень – реально крутой чувак. Как-то раз он пытался меня убить, но закончить дело не смог. В общем, он оказался последним человеком, которого разобрали в «Веселом Дровосеке». Я был следующим на очереди, но в это время Хлопки взорвали Лавку. Я потерял руку, а когда очнулся, обнаружил у себя эту. В общем, выбора не было, можешь мне поверить.

Выслушав историю, Старки молча кивает, никак не выказывая своего отношения.

– Вообще-то это вроде медали, чувак, – говорит он в конце концов. – И ей стоит гордиться.

Коннор всегда старался познакомиться со всеми ребятами в лагере лично, чтобы им не казалось, что они – просто безликие беглецы, только и ожидающие, когда придут копы и отвезут их на разборку. Так что же ему известно о Старки? Этот парень явно не обделен индивидуальностью и умеет улыбаться так, что и не угадаешь, что у него на уме.

У Старки рыжие волнистые волосы, крашеные, судя по темным корням, отросшим почти на дюйм с тех пор, как месяц назад он появился в лагере. Ростом он невысок, но крепко сбит и не рыхлый. Коренастый – вот подходящее слово. Похож на участника боев без правил. И при этом – такое самообладание, которое будто возвышает его над остальными. Ходят слухи, что он убил инспектора во время побега, но это только слухи.

Коннор помнит день, когда прибыл Старки. В каждой группе новичков есть хотя бы один человек, считающий, что взрывать заготовительные лагеря – хорошая мысль. Впрочем, возможно, многие так думают, но большинство новичков слишком подавлены, чтобы кричать об этом сразу после приземления. Те же, у кого хватает на это смелости, становятся потом либо проблемными ребятами, либо отличными работниками. Но о Старки по сей день практически ничего не известно. Его назначили на раздачу в столовую, а по вечерам он показывает желающим фокусы.