Нил Шустерман - Разделенные

– Ты что-то не договариваешь?

– Ничего существенного. Так, слухи. Поговорим об этом, когда появишься в следующий раз. Да, кстати, имей в виду, сейчас мне гораздо нужнее девочки, больше всего рыжие. И черненькие обоих полов. И, как обычно, я плачу двойную цену за Людей Удачи.

– Я буду иметь это в виду, – говорит Нельсон, уже раздумывая о том, как выполнить заказ Дайвена.

Ему до сих пор ни разу не удавалось поймать мальчика или девочку из индейцев, но он верит, что когда-нибудь один из тех, кого называют Людьми Удачи, все-таки попадется. И тогда уж он не упустит возможности продать его подороже.

Возвращаясь обратно по мосту, отделяющему Канаду от США, Нельсон радуется жизни. Если у Дайвена и есть сомнения в успешности их бизнеса, они необоснованны. Хотя Нельсон в последнее время избрал жизнь аутсайдера, он по-прежнему уверен, что держит руку на пульсе времени. Как при таком огромном количестве цивилизованных стран, поддерживающих Соглашение о заготовительных лагерях, кто-то может утверждать, что для трудных подростков, абсолютно бесполезных для общества и нежеланных, есть какая-то альтернатива? Правильно сказано в рекламе: «Разборка – это не просто выход из ситуации: это правильная идея». В свое время вера в правильность идеи и подвигла Нельсона стать инспектором по делам несовершеннолетних. Мир будет чище и светлее, если убрать падаль с улиц, – вот почему он подался в полицейскую академию. Правда, со временем идеалы сменила лютая ненависть к тем, кого отправляли на разборку. Все беглецы одним миром мазаны! Они отбирают ценные ресурсы у достойных, цепляются за свою жалкую индивидуальность, вместо того, чтобы смириться с гуманной процедурой. Как служитель закона Нельсон держался в рамках устава, но в качестве пирата преуспел куда больше. Так что, с одной стороны, Коннор Лэсситер, конечно, разрушил Нельсону жизнь, но с другой – оказал ему услугу. Но, как бы то ни было, чертовски приятно осознавать, что Беглец из Акрона сдох в лагере «Веселый Дровосек». Есть, есть в мире справедливость!

Древний «Боинг-787» привозит в грузовом отсеке лишь четырнадцать Уцелевших, запрятанных в пустые бочки из-под пива. «В Сопротивлении от скуки маются, или бочки и впрямь нужны для конспирации?» – гадает Коннор. Новенькие выбираются из отсека, скрюченные от перелета в таких условиях, и Коннор произносит обычную приветственную речь, тревожась, что с каждым рейсом спасенных становится все меньше и меньше.

Новеньких доставляют в МЧ, распределяют и инструктируют: нужно подготовить их к жизни на Кладбище. Затем Коннор с Трейсом возвращаются в самолет, старый «Боинг Дримлайнер», какие сюда еще не прилетали. В свое время он считался спасителем авиационной промышленности и свою задачу определенно выполнил. Вот только рано или поздно всегда появляются модели быстрее и экономичнее, а «стариков» забывают.

– До сих пор красавец! – хвалит самолет Трейс, пока они идут по салону, стремительно накаляющемуся под солнцем Аризоны. – Классический красавец.

– Сможешь управлять таким, если понадобится? – спрашивает Коннор, вместе с другом разглядывая «Дримлайнер».

Трейс усмехается.

– На «Цесснах» я летаю с шестнадцати лет. За год до того, как вступил в Сопротивление, управлял военным самолетом, так что с пассажирским и подавно справлюсь. Черт, если понадобится, мертвую петлю на нем сделаю!

– Замечательно. Под прицелом могут и петли понадобиться.

На миг Трейс обескуражен, потом снова улыбается.

– Так это наш спасательный самолет?

– Ну да, если выкинем лишнее, уместимся все. Удобств не обещаю, но мы улетим.

– Я изучу технические характеристики и выясню, потянет ли нас красавец.

– Выпотрошим кабину, и ребята из оперцентра выставят добро на продажу, – говорит Коннор. – Для отвода глаз предложим и детали двигателя, и пульт управления, а на деле ничего важного не тронем.

Трейс понимает с полуслова.

– Ага! Те, кто за нами шпионит, подумают, что самолетик отправили в утиль, но нам-то известно: он еще хоть куда.

– Потом перегоним этот «Боинг» на главную улицу, словно отдаем его под общежитие.

– Отлично!

– Нет, просто ничего другого не остается. А теперь пошли отсюда, пока окончательно не изжарились.

С посадочной полосы Трейс везет Коннора к главной улице. На Кладбище он не только начальник службы безопасности, но еще личный водитель и охранник Коннора. Придумал это не Коннор, равно как и голубой камуфляж и личный самолет, но все это было необходимо, чтобы поднять лидера на пьедестал.

Поначалу, конечно, Коннор не желал выделяться из общей массы. Но Риса тогда сказала: «Привыкай. Теперь ты не рядовой беглец. Для этих детей ты – само Сопротивление. Они должны чувствовать, что ты главный».

Что Риса о нем думает сейчас, когда обязанности главного не позволяют уделять ей должного внимания? Может, сочинить себе какую-нибудь болячку, чтобы навестить ее в больнице? Главному это можно?

– Насчет «Дримлайнера» – это гениальная идея, – хвалит Трейс, возвращая Коннора к реальности. – Но ведь у тебя наверняка еще что-то на уме?

– Как обычно, – усмехается Коннор.

– Ты из-за инспекторов беспокоишься? Гадаешь, почему они нас не трогают? – Помолчав, Трейс продолжает: – Я знаю почему, но тебе мой ответ не понравится.

– Мне не нравится все, что связано с инспекторами.

– Дело тут даже не в них, а в тебе.

– Не понимаю.

– Сейчас поймешь. – Машина подпрыгивает на ухабе, Коннор автоматически хватается за дверь. Трейс и не думает извиняться за небрежную езду. – Видишь ли, ребят наших формально не существует, только это не значит, что они мусор. Да они ценнее алмазов! Скажи, почему алмазы такие ценные?

– Не знаю… Наверное, потому что редкие.

– Нет, дело не в редкости. Алмазов так много, что их впору продавать по цене стекла. Но есть одна организация, алмазный синдикат. Владельцы алмазных рудников со всего мира собираются, и знаешь, что делают? Прячут алмазы в огромном банковском хранилище в Швеции, или в Швейцарии, или где-то еще. Алмазов тысячи тысяч, но их прячут. Оттого они кажутся редкими, и цена на них взмывает до небес.

«Джип» снова налетает на ухаб, а Коннор едва замечает. Он внимательно слушает Трейса и все сильнее беспокоится о том, к чему клонит приятель.

– В общем, с тех пор как приняли Поправку о защите семнадцатилетних, кандидатов на разборку не хватает. Цена на органы удвоилась, а то и утроилась. Да вот только люди все равно раскошеливаются, потому что привыкли получать, что хотят и когда хотят. Готовы без еды сидеть, а без органов – ни за что.

– А я тут при чем?

– Мозгами пораскинь!

Коннор обдумывает услышанное, и его осеняет: