Нил Шустерман - Разделенные

– Ладно. Обещаю.

– Сочиним байку, – предлагает Лев. – Ну, скажем, мы катались на велосипедах, и нас застигла буря. Вообще поддакивай всему, что я буду говорить. А потом, когда нас высадят, если тебе позарез хочется принести себя в жертву, сдайся властям. Я не стану тебя удерживать.

Мираколина соглашается, хотя и не уверена, что Лев так легко смирится.

– А как насчет тебя? – спрашивает она. – Ты куда подашься?

– Понятия не имею, – отвечает Лев, но его глаза горят таким светом, что девочка понимает: ему действительно не хочется иметь понятия.

Свет фар! Машина приближается! Ветер вновь набирает силу. Беглецы неистово машут руками, и машина – это небольшой фургон – сворачивает на обочину. Стекло в ней опускается, и ребята торопятся к автомобилю.

– Боже мой, – произносит водитель. – Что вы делаете здесь в такую погодку?

– Мы катались на великах, не знали, что буря на подходе, – врет Лев.

– И где же ваши велики?

– В лесу остались, – подпевает Льву Мираколина.

– Мы разыщем из потом, после бури, – частит Лев. – Похоже, надвигается торнадо. Нужно убираться отсюда. Вы нас не подбросите?

– Без проблем.

Водитель разблокирует замки, и Лев откатывает боковую дверь фургона. В этот момент под потолком вспыхивает лампочка и освещает лицо хозяина машины. Хотя в шторм любая гавань хороша и выбирать не приходится, Мираколине кажется, у водителя что-то не так с лицом. Глаза у него какие-то странные…

Лев не обращает особого внимания на хозяина автомобиля. Он рад, что укрылся от бури и что машина унесет его подальше от его золотой клетки. Он лгал Мираколине. Он не собирается спокойно смотреть, как она идет сдаваться инспекторам. Даже если ему и не удастся ей помешать, он же вправе хотя бы попытаться, так ведь?

Порывы ветра едва не сносят фургон с дороги, и водитель обеими руками держится за руль.

– Ну и погодка, а? – говорит он, разглядывая Льва в зеркале заднего обзора. Лев отворачивается. Не хватало еще, чтобы хозяин машины завопил: «Э, а я тебя знаю! Ты тот самый мальчик-Хлопок!» Но водитель спрашивает: – Как вы там, удобно устроились?

А ведь он еще не спросил, куда им, собственно, надо. Лев мысленно пробегается по известным ему названиям близлежащих местечек в ожидании неизбежного вопроса.

Снаружи бушует гроза, струи воды хлещут по ветровому стеклу под таким невозможным углом, что дворники не справляются, и водителю приходится притереться к обочине. Он поворачивается к пассажирам.

– Торнадо, а? – балагурит он. – Думаете, нас занесет в страну Оз?

Что-то он не ко времени развеселился.

– Чем скорее мы вернемся домой, тем лучше, – заявляет Мираколина.

– Да бросьте, вы ведь не домой направляетесь, ребятки, – говорит водила все тем же жизнерадостным тоном. – Мы все отлично это знаем, правда?

Мираколина бросает на Льва обеспокоенный взгляд. Водитель вперяется во Льва, и только теперь мальчик видит, какие у хозяина автомобиля странные, разные глаза. От этого зрелища Льва охватывает холод, не имеющий никакого отношения к бушующей буре.

– Я понимаю, вы меня не помните, мистер Калдер, потому что валялись без сознания в нашу прошлую встречу. Зато я отлично вас помню.

Лев протягивает руку к двери фургона, но она заперта, и открыть ее невозможно.

– Лев! – слышит он крик Мираколины и, оглянувшись, видит, как водитель достает пистолет, который кажется огромным в тесном пространстве фургона.

Снаружи по кузову лупит град, и водителю приходится орать, чтобы они его слышали:

– В тот раз я попал в тебя нечаянно. Но в этот раз я знаю, что делаю.

Он стреляет в обоих – дети не успевают и слова вымолвить. Лев видит, как закатываются глаза Мираколины, и обмякает ее тело, прежде чем сам тонет в синтетическом дурмане. Он проваливается все ниже, ниже, ниже, а в это время стук града по кузову сменяется ревом, похожим на грохот товарного состава, на всех парах несущегося в преисподнюю.

Сверкает молния, и он видит приближающееся торнадо – смерч вырывает с корнем придорожные деревья в каких-то ста ярдах от его фургона. Вихрь терзает саму дорогу – куски дорожного покрытия носятся в воздухе. Что-то – то ли дерево, то ли глыба асфальта – выбивает вмятину в крыше фургона, словно на машину наступил разъяренный великан. Боковое стекло разлетается вдребезги, фургон несет на середину шоссе.

Нельсон испытывает не страх, а благоговейный трепет. Фургон кренится влево, смерч и сила земного тяготения играют в перетягивание каната, кто кого пересилит. Наконец, выигрывает гравитация, и тяжелый автомобиль остается на земле, вместо того чтобы превратиться в двухтонный снаряд. Секундой позже торнадо уходит. Рев стихает, только ливень потоками заливает дорогу.

Нельсон понимает: это его второй момент истины. Первый был, когда пуля с транквилизатором украла у него жизнь. Но сейчас судьба его пощадила. И не только пощадила, но и поощрила. Поимка Калдера – вовсе не случайность. Нельсон никогда не верил в божественное Провидение, но ему близка мысль о всеобщем равновесии, о том, что в мире действует закон воздаяния. Получается, справедливость скоро восторжествует и передаст в его руки Коннора Лэсситера.

Из журнала «Индепендент» (Великобритания)

«ГОПНИКИ, ЛОБОТРЯСЫ, ПОДОНКИ:

КАК СМИ ДЕМОНИЗИРУЮТ ПОДРОСТКОВ»

Ричард Гарнер, отдел образовательной литературы, пятница, 13 марта 2009 года

Согласно недавним исследованиям, средства массовой информации изображают мальчиков-подростков «отморозками», в результате чего сами подростки начинают относиться друг к другу с опаской.

Цифры показывают, что за последний год больше половины сюжетов о подростках в общенациональной и региональной прессе (4374 из 8629) так или иначе касались преступности. Самое распространенное слово, характеризующее подростков, – «отморозки» (591 раз). За ним идут: «хулиганье» (254 раза), «отвратительно» (119 раз) и «дикари» (96 раз). Другие термины, часто используемые в отношении детей: «гопники», «лоботрясы», «скоты», «бессердечные», «сволочи», «подонки», «монстры», «бесчеловечные» и «опасные».

Исследование, проведенное по поручению организации женщин-журналисток, показывает, что больше всего шансов заслужить симпатию прессы у погибших подростков.

«Встречаются отдельные публикации, в которых мальчики-подростки характеризуются позитивно: “примерный ученик”, “ангел” и даже “идеал сына для любой матери”, – заключают исследователи, – но, к сожалению, эти слова относятся только к тем подросткам, которые умерли страшной безвременной смертью».

Полностью статью можно прочитать здесь: