Нил Шустерман - Разделенные

– Что здесь происходит? – спрашивает она, впрочем, не совсем уверенная, что хочет это знать.

– Ты встала на ноги уже почти неделю назад, – поясняет Роберта. – Пора тебе приступить к тому, о чем мы договаривались.

– Благодарю вас, вы очень удачно подобрали слова. Я сразу почувствовала себя проституткой.

Кажется, Роберта сейчас вскипит, но она быстро берет себя в руки.

– Я вовсе ничего такого не имела в виду. У тебя талант все перекручивать. – Она подает Рисе лист бумаги. – Здесь твое выступление. Сейчас ты запишешь ролик для социальной рекламы.

Риса не может сдержаться и хохочет:

– Я появлюсь на телевидении?!

– И в газетах, и в Сети. Это первый этап наших планов относительно тебя.

– Да что вы? А какие еще этапы?

Роберта скалит зубы.

– Придет время – узнаешь.

Риса читает написанное на листе, и у нее сосет под ложечкой.

– Если тебе трудно выучить это, мы заготовили карточки-подсказки, – говорит Роберта.

Риса читает текст дважды, чтобы убедиться: глаза ее не обманывают.

– Нет! Нет и нет! Я не буду это читать, и вы меня не заставите! – Она комкает бумагу и бросает себе под ноги.

Роберта, не теряя самообладания, раскрывает папку и протягивает ей другой листок.

– Пора бы тебе запомнить, что у нас всегда есть копии.

Риса отказывается взять бумагу.

– Как вы смеете?

– Не корчи из себя оскорбленную добродетель. Там нет ни слова неправды.

– Дело не в словах. Дело в том, что между строк!

Роберта пожимает плечами.

– Неважно, что люди прочтут между строк. Здесь одна правда. Она услышат то, что ты скажешь, а выводы пусть делают сами.

– Не дурачьте меня, Роберта. Я не так глупа и наивна.

Выражение лица Роберты резко меняется, будто с него спадает маска. Время уговоров и маневров кончилось. В голосе женщины звенит лед:

– Ты будешь делать то, что мы потребуем! Или ты забыла наш договор?

Это угроза, завуалированная, словно прикрытая тончайшим шелком. И тут раздается голос:

– Какой договор?

Обе поворачиваются и видят идущего по аллее Кама. Роберта обжигает Рису предостерегающим взглядом, и та молча опускает глаза.

– Касающийся ее позвоночника, какой же еще? – объясняет Роберта. – В обмен на чрезвычайно дорогой трансплантат и операцию, проведенную по последнему слову хирургии, Риса согласилась стать частью большой семьи «Граждан за прогресс». Каждый член семьи должен исполнять свою роль. – Она снова протягивает Рисе листок с текстом. Девушка понимает: выбора у нее нет. Она переводит взгляд на людей с камерой, затем обратно на Роберту.

– Вы хотите, чтобы я встала около кресла? – спрашивает она.

– Нет, ты будешь в нем сидеть, – отвечает та. – А потом, на середине текста, поднимешься. Так будет эффектнее, не правда ли?

«Меня парализовало после террористического акта, совершенного Хлопками в заготовительном лагере «Веселый Дровосек». Я ненавидела саму идею разборки, но внезапно оказалась в отчаянном положении. Понадобилась медицинская помощь. Без разборки неоткуда было бы взять новый позвоночник. Без разборки я вынуждена была бы сидеть в этом кресле до конца своих дней. Я была сиротой на попечении государства. Я была беглянкой. Я была калекой. Но теперь я – ни то, ни другое, ни третье. Меня зовут Риса Сирота, и разборка изменила мою жизнь».

Спонсор рекламы: «Борцы за здоровье нации»

Риса всегда считала себя человеком, способным выжить в любой ситуации. Она успешно плавала в предательских водах Государственного приюта № 23 штата Огайо до того самого дня, когда попала под бюджетный нож и была отправлена на разборку. Потом стала беглянкой, но выжила и в бегах, а затем прошла заготовительный лагерь и сумела не погибнуть даже в сокрушительном взрыве Хлопков. Ее сила заключалась в остром уме и способности к адаптации.

К чему ей теперь адаптироваться?

К не очень громкой славе; к жизни в комфорте; к умному и обаятельному парню, который влюблен в нее по уши… и к отторжению всего, во что она когда-то верила. К сделке с совестью.

Риса сидит в уютном шезлонге во дворе усадьбы над обрывом, любуется тропическим закатом и пытается привести в порядок мысли, вернуть покой рассудку. О душу Рисы бьется мощная, безжалостная волна, подобная тем, что обрушиваются сейчас на берег, напоминая ей, что даже самые величественные горы не могут сопротивляться эрозии и неизбежно уступают морю. Она не знает, как долго сможет выдерживать этот напор, да и надо ли его выдерживать.

Этим утром у нее брали интервью для выпуска новостей. Она пыталась отвечать на вопросы предельно правдиво. Да, для нее поддержка разборки – это необходимость, однако никто, кроме нее самой и Роберты, не знает, откуда возникла эта необходимость. Но как бы Риса ни старалась, она произносит такое, что сама не может поверить, как подобные фразы могут слетать с ее губ. «Разборка – это наименьшее из зол». Неужели какая-то часть ее поверила этому? Постоянное манипулирование сознанием привело к тому, что ее внутренний компас крутится как ошалелый, и Риса боится, что ей больше никогда не удастся найти север.

Измученная, она засыпает, но вскоре – ей кажется, всего через несколько секунд, – открывает глаза оттого, что чья-то рука осторожно трясет ее за плечо. Уже стемнело, лишь тоненькая голубая полоска на горизонте напоминает об ушедшем дне.

– Соня, – говорит Кам. – А я и не знал, что ты храпишь.

– Ничего подобного, – еще толком не проснувшись, бурчит она. – Я не храплю.

У Кама в руках одеяло. Лишь когда он укутывает ее, Риса осознает, что замерзла, пока спала. Даже в тропиках воздух по вечерам бывает прохладным.

– Ты много времени проводишь в одиночестве, – говорит Кам. – Тебе совсем не обязательно быть одной… ну, ты понимаешь…

– Для того, кто много лет прожил в приюте, одиночество – это роскошь.

Он опускается на траву рядом с ней.

– На следующей неделе – наше первое совместное интервью. Нас отвезут на материк. Роберта сказала тебе?

Риса вздыхает.

– Да, мне все известно.

– Нас представят как пару…

– Не волнуйся, я буду улыбаться и работать на камеру. Тебе не о чем беспокоиться.

– Я надеялся, что для тебя это будет не просто работа на камеру.

Не желая встречаться с ним взглядом, Риса поднимает глаза к небу. Здесь звезд еще больше, чем над Кладбищем… правда, там у нее не было ни времени, ни особого желания ими любоваться.

– Я знаю все их названия, – хвастает Кам. – Я имею в виду звезды.

– Не смеши меня. Звезд миллиарды, ты не можешь знать все.

– Гипербола, – признает он. – Я, конечно, преувеличиваю. Но я знаю самые большие. – Он показывает на звезды, как будто в его голове развернулась живая карта небесной сферы, и говорит с бостонским акцентом: – Это Альфа Центавра, ближайшая к нам звездная система. А видишь вон ту, справа? Это Сириус, самая яркая звезда на всем небе…