Нил Шустерман - Разделенные

Кам желал бы, чтобы слова Роберты не звучали… словно врачебное предписание. Он желал бы, чтобы Риса привязалась к нему вовсе не из-за того, что ее психика когда-то к чему-то будет расположена.

Рисе еще не сказали, что ее задача – стать его компаньоном.

– Не торопись, – советует Каму Роберта. – Ее надо будет тщательно готовить к этой роли, и мы попробуем особый подход. Она – легенда, и мы этим воспользуемся в своих интересах. Создадим мощный эффект ее присутствия во всех СМИ и только потом выпустим вас на публику вдвоем. На это требуется время. А пока будь собой, чудесным, очаровательным, обаятельным. Она не устоит.

– А вдруг устоит?

– Я верю в тебя, Кам.

Кам так и поступает. Чем бы он ни занимался, Риса всегда в его мыслях. Она – нить, что, пронизывая швы в его мозгу, накрепко стягивает все его части в единое целое.

Риса тоже думает о Каме. Он чувствует это по взглядам, которые девушка тайком бросает на него. Вот он играет в баскетбол с одним из сторожей, у которого в этот день выходной. Торс Кама обнажен, и видны не только швы, но и мускулы, словно изваянные скульптором: кубики на животе, как у боксера, мощные грудные мышцы пловца… Его безупречное тело, управляемое тонко настроенным мозгом, взмывает в воздух и кладет мяч в корзину, безукоризненно, элегантно. Риса наблюдает за ним из окна большой гостиной. Он знает об этом, но не подает виду, лишь продолжает блестящую игру. Пусть за него говорит его тело.

И только закончив матч, он поднимает глаза на Рису, давая понять, что знал о тайном наблюдении и подарил ей себя открыто и свободно. Она отшатывается от окна, но оба знают: она смотрела на него. Не по принуждению, а потому что сама того пожелала, и это – совершенно другое дело.

Риса поднимается по винтовой лестнице. Риса спускается по винтовой лестнице. Риса работает с физиотерапевтом Кенни, который не нарадуется ее прогрессу. Новости из внешнего мира до нее не доходят. Девушке кажется, что никакого внешнего мира больше вообще не существует, а островная клиника, которая вовсе даже и не клиника, – ее дом. Она ненавидит это чувство.

А эти ежедневные совместные трапезы! Риса и страшится их, и ждет. Если позволяет погода, они обедают на веранде. Кам, с удовольствием демонстрирующий ей свое великолепное тело и ловкость движений на расстоянии, за столом становится неуклюж и стеснителен, как и Риса. Оба ощущают неловкость из-за того, что вынуждены проводить время вместе, словно их насильно поженили. Они не вспоминают тот день, когда она залепила ему оплеуху. Они почти ни о чем не разговаривают. Риса примиряется с его существованием. Он примиряется с тем, что она с ним примирилась.

Они сидят на веранде, лакомясь бифштексом, и Кам, наконец, пробует разбить лед.

– Мне жаль, что тогда так получилось, – говорит он. – Я сказал лишнее. Быть на попечении у государства – в этом нет ничего плохого. Некоторые части меня знают, что это такое. У меня есть воспоминания о государственных приютах. О многих из них.

Риса вперяется взглядом в тарелку.

– Будь добр, дай мне поесть спокойно.

Но его не остановить.

– Приют – это не самое лучшее место на земле, я понимаю. Нужно бороться за внимание к себе, иначе жизнь станет простым прозябанием, а это – худшее, что может случиться с человеком.

Риса поднимает на него глаза. Ну и ну. Он сумел выразить словами те самые чувства, которые она всегда испытывала в отношении своего детства.

– Ты знаешь, в каких приютах воспитывался? – интересуется она.

– Не совсем. В голове мелькают образы, обрывки воспоминаний, но в моем речевом центре практически нет частей, полученных от государственных сирот.

– Неудивительно. В приютах не слишком-то заботятся о том, чтобы развивать у детей речевые навыки, – усмехается Риса.

– Ты что-нибудь знаешь о себе? – любопытствует Кам. – Как ты оказалась в приюте? Кто твои родители?

В горле Рисы образуется ком, который она пытается проглотить.

– Эта информация никому не доступна.

– Мне доступна, – говорит Кам.

От этих слов ею овладевают и опасение, и робкая надежда. Но на этот раз, с удовлетворением отмечает она, опасение сильнее.

– Собственно, мне никогда и не хотелось это знать. Да и сейчас не хочется.

Кам опускает взор. Он немного разочарован. А может, даже и не немного. Риса неожиданно для себя тянется через стол и сжимает его пальцы.

– Спасибо за предложение. Очень мило с твоей стороны, но… я привыкла. Не надо мне это знать.

И только отпустив его ладонь, Риса осознает, что это ее первый добровольный физический контакт с ним за все время их знакомства. О том же думает и Кам.

– Я знаю, ты любила парня, которого называют Беглецом из Акрона, – говорит он.

Риса старается не показать своих чувств.

– Мне очень жаль, что он погиб, – говорит Кам. Риса смотрит на него в ужасе, но тут он добавляет: – Наверно, тот день в «Веселом Дровосеке» был просто кошмаром.

Риса тяжело вздыхает. Кам не в курсе, что Коннор жив. Значит ли это, что и «Граждане за прогресс» тоже ни сном ни духом? Но об этом лучше не спрашивать и вообще, на эту тему говорить не стоит: возникнет много встречных вопросов.

– Ты тоскуешь по нему? – спрашивает Кам.

Вот теперь она может сказать правду.

– Да. Очень.

Оба надолго замолкают. И наконец Кам произносит:

– Я понимаю, что никогда не смогу заменить его тебе. Надеюсь лишь, что в твоем сердце хватит места и для меня, как для друга…

– Ничего не обещаю, – отрезает Риса, стараясь не показать, что его слова тронули ее.

– Ты по-прежнему считаешь меня уродом? – спрашивает Кам. – Я все так же отвратителен тебе?

Риса хочет ответить правдиво, но не может подобрать подходящие слова. Он принимает ее молчание за нежелание обидеть его и опускает глаза.

– Понятно.

– Нет, – говорит Риса. – Я не считаю тебя уродом. К тебе просто нельзя подходить с обычной меркой. Это все равно, что пытаться решить: женщина на картине Пикассо прекрасна или уродлива? Вывод не делаешь, но не смотреть не можешь.

Кам улыбается.

– Ты сравниваешь меня с произведением искусства. Мне это нравится.

– Ну, вообще-то, Пикассо мне безразличен.

Кам смеется, и Риса невольно заражается его весельем.

В усадьбе над обрывом есть сад, полный искусно подстриженных изгородей и экзотических цветов.

Рису, выросшую в бетонных стенах городского приюта, нельзя назвать любительницей зелени, но как только ей разрешили выходить в сад, она стала наведываться сюда каждый день, хотя бы для того, чтобы не чувствовать себя узницей. Она еще не привыкла к тому, что снова может ходить, и потому каждый шаг по аллеям сада для нее подарок.

Однако сегодня она натыкается здесь на Роберту – та готовит съемку видеоролика. Вместе с ней здесь и операторы с камерами, а прямо посреди центральной поляны торчит не что иное, как старое инвалидное кресло Рисы. Его вид вызывает у девушки прилив эмоций, в которых она не сразу разбирается.