Уильям Гибсон - Нулевое досье

– Я не рассказывал ничего, кроме того, о чем она спрашивала. Отвечал на конкретные вопросы. Не вижу, как еще можно было поступить.

Вернулся Дзюн с ворохом одежды, которую положил на стол, сдвинув каталоги. Помимо прочего там была пара очень новых светло-коричневых ботинок.

– Встаньте, пожалуйста.

Милгрим встал.

– Снимите куртку.

Милгрим расстегнул молнию на «Сонни» и снял ее. Дзюн надел на него что-то из благоуханного твида, тут же снял и заменил на что-то другое, столь же благоуханное, обошел Милгрима, застегнул на нем пуговицы, кивнул.

– Но почему вы мне тогда ничего не сказали? – спросил Бигенд.

– Снимите, пожалуйста, брюки, – сказал Дзюн. – И рубашку.

– Я боялся, – ответил Милгрим. – У меня тревожный психоз.

Он сел на жуткий лиловый табурет и начал развязывать шнурки. Потом встал, в носках, на пол и взялся за брюки, радуясь, что не должен сидеть и смотреть на Бигенда.

– Может, у вас и тревожный психоз, – заметил тот, – но вы определенно меняетесь.

– Снимите рубашку, пожалуйста, – повторил Дзюн.

Милгрим подчинился. Он стоял в черных носках и трусах из «Галери Лафайет» и чувствовал: что-то изменилось в эти минуты, хоть он и не мог бы сказать, что именно. Дзюн деловито расстегнул клетчатую рубашку, помог Милгриму ее надеть. У рубашки был воротник «визитка», а застегнув перед, Милгрим обнаружил, что манжеты доходят почти до локтя. На них было множество перламутровых пуговиц.

– Вы бывали во Флоренции? – спросил Бигенд, пока Милгрим возился со странными манжетами.

– Во Флоренции?

Дзюн подал ему габардиновые брюки.

– Тоскана в это время года очаровательна, – сказал Бигенд. – Дождь. Солнце более мягкое.

– Вы отправляете меня в Италию?

– Вместе с Холлис. Я предпочитаю, чтобы вы оба пока были там. Кто-то на вас зол. Внутри «Синего муравья» я создам видимость, что вы оба в Лос-Анджелесе. Возможно, это убедит Оливера.

Милгрим вспомнил крик у станции «Банк», набрал в грудь воздуха, но не нашел слов. Застегнул новые брюки. Они были с манжетами, непривычно узкие в щиколотках.

– Сядьте, пожалуйста, – сказал Дзюн, расшнуровывая коричневые ботинки: броги с более узким, чем у традиционных, носом, на толстой подошве.

Милгрим сел. Дзюн встал на колени, надел на него ботинки, подтянул и завязал шнурки. Милгрим встал, переступил с ноги на ногу. Ботинки вроде не жали, но были жесткие, тяжелые. Дзюн протянул узкий тяжелый ремень из кожи того же цвета с блестящей бронзовой пряжкой. Милгрим вдел его в брюки.

– Галстук. – Дзюн протянул ему шелковый галстук в огурцах.

– Спасибо, я их не ношу.

Дзюн положил галстук на стол, помог Милгриму надеть пиджак и убрал галстук ему во внутренний карман. Затем улыбнулся, потрепал Милгрима по плечу и вышел.

– Так-то лучше, – сказал Бигенд. – Для Флоренции. Bella figura [39].

– Я возвращаюсь в Кэмден?

– Нет, – ответил Бигенд. – Вот почему я попросил Фиону взять у вас ключи. Она соберет ваши вещи и выпишет вас из гостиницы.

– Так куда мне ехать?

– Никуда. Будете ночевать здесь.

– Здесь?

– Поролоновый коврик и спальный мешок. Мы за углом от «Синего муравья», но там не знают.

– Что не знают?

– Что я Танки.

– Как это понимать?

– «Танки и Тодзё». Название магазина. Я – Танки, Дзюн – Тодзё. Он гений.

– Правда?

– У него восхитительно провокационное чутье на противоречия, – ответил Бигенд. – Вас он нарядил околосветским аферистом.

– Здесь есть вайфай?

– Нет, – ответил Бигенд.

– Она, Уинни Тун Уитакер, особенно настоятельно просила передать, что Грейси считает вас конкурентом. То есть для него вы враг.

– Я ему не враг, – сказал Бигенд.

– Вы поручили мне украсть модель его штанов.

– Сбор коммерческой информации. Если бы вы не натравили на Фоли русских телохранителей, все было бы куда проще. И не отвлекало бы меня от более важных вещей. Впрочем, я рад, что нам представился случай обсудить вопрос более подробно с глазу на глаз.

– Нечистый на руку полицейский – одно дело, – сказал Милгрим. – Нечистый на руку бывший майор спецвойск, который нелегально торгует оружием? Думаю, это совсем другое.

– Он бизнесмен . Как и я.

– По ее словам, он считает, что способен на все. Она сказала, его учили . В заведениях.

– Он не первый торговец оружием, с которым мне случалось иметь дело, – сказал Бигенд, вставая. Он оправил костюм, который, как заметил сейчас Милгрим, не мешало бы отутюжить. – А пока вы с Холлис сможете походить по музеям, попробовать еду. Она там превосходна.

– Еда?

– Поразительно, что с вами сделали в Базеле. Я поражен. И вижу теперь, что этому всему требовалось время, чтобы устояться.

– Кстати, вы мне напомнили.

– О чем?

– Я очень хочу есть.

– Бутерброды. – Бигенд указал на бумажный пакет. – Курица и ветчина. Зерновой хлеб. Я свяжусь с вами завтра, когда решится вопрос с вашей поездкой. Вас здесь запрут и активируют сигнализацию. Пожалуйста, не пытайтесь уйти. Дзюн придет в половину одиннадцатого или около того. Спокойной ночи.

Когда Бигенд ушел, Милгрим съел два бутерброда, тщательно вытер руки, потом снял новые ботинки, изучил логотип «Танки & Тодзё» на оранжевых кожаных стельках, понюхал их и поставил на белый стол. Серый линолеум сквозь носки холодил ноги. Дверь в помещение магазина, которую Бигенд, уходя, закрыл за собой, выглядела дешевой, пустотелой. Дилер по фамилии Фиш как-то на глазах у Милгрима оторвал тонкую внешнюю панель такой же двери. Внутри оказались пакеты с контрафактным мексиканским валиумом. Сейчас Милгрим приложил ухо к очень похожей панели. Затаил дыхание. Ничего.

Сидит ли там водитель с зонтом и запасом баночек для мочи? Милгрим предполагал, что нет, но все же счел за лучшее убедиться. Нашел выключатель, погасил свет. Постоял минуту в темноте, потом открыл дверь.

Магазин неярко освещали торшеры – цилиндры из белой бумаги. Витрина отсюда походила на большую фотографию в художественной галерее: кирпичная стена через улицу, бледный фрагмент граффити. Внезапно за окном прошел кто-то в черной толстовке с капюшоном. Милгрим сглотнул. Закрыл дверь. Снова включил свет.

Затем, уже не стараясь ступать тихо, прошел в дальний конец и открыл другую дверь, поменьше. За ней оказалась опрятная уборная с очень новыми унитазом и угловой раковиной. Больше дверей не было. Никакого черного хода.

Он отыскал девственно-белый поролон двуспальной ширины, в пять дюймов толщиной, скрученный в тугой цилиндр. Цилиндр был обвязан тремя полосами прозрачной упаковочной ленты с логотипом «Синего муравья». Рядом лежала толстая, неожиданно короткая сосиска из чего-то похожего на темный блестящий шелк и стояла литровая бутылка шотландской минеральной воды без газа.