Array Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

– Уж не хочешь ли ты мне сказать, что я и есть Бог, страдающий от безделья? – перебил пса старик. – Заявление дерзкое, требующее доказательств.

– Ну, каких же доказательств ты ещё хочешь?! – вильнул хвостом Дружок. – Видишь же, язык животных понимаешь, как свой…

– Постой-постой, и вовсе не понимаю я такого языка, – ответил Семён, – а всего лишь разговариваю с одной-единственной собакой, да и то без свидетелей.

– Просто за всю жизнь у вас не было необходимости связываться с кем-либо из зверей ещё, – рявкнул пёс.

– Ага! Я Бог! Ха-ха-ха! – воскликнул Семён Львович и, подойдя к собаке вплотную, твёрдым и серьёзным голосом спросил. – Какого же чёрта тогда я здесь торчу, а не на небе? Какого чёрта я торчу тут и беспомощно умираю?

– Это как раз и отсылает нас к итогу твоего последнего приступа тоски, – легко парировал Дружок, – ведь нашёл-таки ты способ избавиться от неё – взять и спуститься к людям обыкновенным, чтобы существовать жизнью человеческой.

– Хм, – задумался старик, – любопытное решение.

– Да, но только ты забыл учесть один фактор. Ведь в том случае, если ты приравниваешь жизнь свою к миру человеческому, то и мир людей вынужден равняться на твою жизнь. То есть пёс попытался всеми возможностями собачьей морды выразить эмоцию неподдельного ужаса, – как только ты помрёшь тут, среди людей, то и весь мир человеческий моментально загнётся.

– Ну, тогда мир, бесспорно, обречён, – спокойно ответил Семён, – я уже устал повторять, что дни мои сочтены, и тут уже никакие собаки не помогут.

– Собаки не помогут, ну, а Дружок-то на что? – пёс попытался подмигнуть одним глазом, что выглядело слишком комично. – Я ведь только что запустил очередную цепную реакцию сохранения твоей хлипкой жизни. Помнишь ведь, наверное, ещё ту «многолюдную» погоню на полянке.

– Что это значит? – Семён Львович до сих пор надеялся, что картина, в которой сотни Дружков удирают от сотен его двойников, привиделась ему в бредовом сне.

– Нет, не надейся, это не сон – воскликнул пёс. – Каждый из Дружков – это частичка меня, и каждый из Семёнов Львовичей – часть тебя. И все они разбежались в разные стороны, до сих пор продолжая гоняться. Потом каждый из них затаится где-нибудь в глухом уголке Земли, а то и другой планеты. И пока ты, настоящий Семён Львович, сбежавший с небес Бог, не отыщешь их всех до единого, пока не возвратишь себе все до последней частички, интерес к жизни, как и сама жизнь, не сможет погаснуть, не сможет растаять в тебе. Так что, извини, придётся жить.

– Ага, – нахмурился старик, – меня неожиданно заинтересовал вопрос – а кто же ты такой сам, лохматый деятель? Уж не Змей-искуситель ли, если я правильно понял твои откровения?

Семён Львович наставил собаке рожки и ехидно усмехнулся.

– Сейчас я всего лишь чёрный пёсик по имени Дружок, – обиженно вильнул хвостом пёс, – и не более, тяв!

– И всё-таки я не понял, что случится с болячкой моей «людской»? – спросил Семён.

– А ничего не случится, она просто не даст о себе знать, пока ты занимаешься поисками себя.

Старик на минуту задумался и вдруг произнёс с непередаваемой горечью в голосе:

– Это же так ужасно! Подумать только, а ведь если я и правда Бог, то насколько же я жесток к людям, насколько же они мне безразличны – ведь они же постоянно молятся мне, ищут помощи, совета или спасения, а я, оказывается, скрылся за их же спинами.

– Не забывай, что ты вложил в их тела, – ответил пёс, – душу, а это значит, кусочек самого себя. Конечно же, того себя, который ещё не спустился на грешную Землю для того, чтобы умирать среди людей. Получается, что в каждом из них есть частичка Бога. Каждый из тех, кто ищет Бога, может найти его в своей же собственной душе, там же он может найти истинную помощь, совет и спасение. Неизвестно только, каким образом ты обеспечил своё человеческое тело частичкой своей божественной сущности, но будем надеяться, что каким-нибудь образом обеспечил.

– Хм, но что же произойдёт, когда я весь соберусь и обрету себя заново? – Семён Львович заинтересованно нагнулся к собаке. – Конец света тогда объявим?

– Да брось ты, – Дружок беззаботно завилял хвостом, – вместе со мной-то что-нибудь да придумаем.

Старик улыбнулся. И впервые за многие годы в его улыбке не было заметно даже намёка на боль.

– Что-то разболтались мы с тобой, Дружок, – сказал он, потрепав вертлявую собаку за ухом, – а ведь я хотел чего-то вкусненького для тебя прикупить.

Пёс радостно залаял и принялся суетливо крутиться под ногами.

Семён Львович с трудом поднялся с земли и отправился вместе с собакой в ближайший магазин.

Андрей очнулся в пещере. Он ощутил холодную сырость камня вокруг себя и пополз на четвереньках в ту сторону, где, как он предполагал, должен был находиться выход. Какие-то шершавые обрывки то и дело приходилось ощупывать по пути, и более всего они чем-то походили на высохшую кожу. Можно было голову ломать, размышляя над тем, что это такое, но ещё более удивительной была находка трёх скорчившихся тараканьих трупиков. Как раз в тот момент забрезжил свет впереди, выход из пещеры всё-таки дал о себе знать, и Андрей с трудом разглядел, что тела насекомых были чёрными, как будто их долго жгли огнём или терзала молния. Парень отодвинул к стене тараканьи останки, немного пожалел, что это были не клопы, которыми он смог бы утолить разыгравшийся не на шутку голод, и двинулся к выходу.

Надо было торопиться. Уже начинало темнеть, и густые облака принимались плеваться жгучим дождём. Андрей понятия не имел, сколько времени он провалялся в пещере. Он только помнил, как стало плохо, потом очень плохо, как обнаружил незнакомую скалу, глубокую пещеру, как чувствовал боль в спине, а потом и во всём теле… и всё. Потом он очнулся среди шершавых обрывков и сгоревших тараканов. Если он провёл в забытьи слишком много времени, то его могли посчитать погибшим, а это не очень приятно, тем более Насте сейчас волноваться нельзя, никак нельзя.

Андрей высунул голову из пещеры. Капли обжигали кожу, но дождь был моросящим, поэтому преодоление расстояния до своей скалы вполне могло оказаться возможным, если лететь очень быстро, не жалея сил и не смотря по сторонам. Он помнил, что до этого места он добирался часа три, но ему тогда ведь было плохо, а сейчас же можно было ускорить полёт раза в два.

Парень только-только расправил свои серые крылья, как вдруг вспомнил, отчего он очнулся. Зов, настойчивый зов гремел в его голове до тех пор, пока он не откликнулся на него с трудом возобновляющей своё существование мыслью. Зов принадлежал Старцу, самому древнему жителю его племени. Старцу давно уже было за сорок лет, а, как известно, после сорока люди перестают вести счёт годам, предполагая каждый из них последним. Потому старец был слаб и почти никогда самостоятельно не отправлялся в полёт. Слабый ветер или дождик запросто могли повредить его крылья, самая хилая ласточка без усилий догнала бы его и сцапала, не говоря уж о чайках. Старец был уникален другим качеством. Силой мысли он мог связаться с каждым человеком, предвидел многие опасности. Поэтому почти всегда он сидел глубоко в пещере, размышляя и стараясь этим помочь племени. К сожалению, вожак Иван никак не мог разглядеть этой помощи и потому постоянно грозился заняться изгнанием Старца. К тому же последнему неожиданно пришло в голову увлечься таким сомнительным занятием, как поиск телепатической связи с людьми прошлого. Отправляя свой необычный разум в древние годы, Старец надеялся отыскать ключ к спасению человечества в умах так давно существовавших людей. Он полагал, что жили они беззаботно, и вовсе не они, а капризная стихия виновата в случившемся катаклизме.