Олег Дивов - Война миров

– Да-да, – подтвердил Август. – Я купил Калипсо. Месяц назад. Я же обещал тебе, что Энстон не останется безнаказанным.

Я отвела взгляд. Вот это да… Ирония судьбы. Но как? У меня в голове не укладывалось.

– Ты… ты обещал другое. Что, если будет возможность, ты дашь мне отомстить.

– Извини, – весело сказал Август, – возможности не подвернулось. Я бы, конечно, позволил тебе пнуть его как следует. Но я же не один был. А у Берга свои желания. Он встретился с Энстоном. Через пять минут после его ухода Энстон купил на последние деньги литр виски, а через три часа – вышел в окно двадцать пятого этажа. Берг паршивец, конечно. Поторопился. Я хотел, чтобы Энстон знал, в чьи руки ушла Калипсо. Но Берг свел его в могилу раньше.

Энстон мертв. Я ничего не чувствовала. Я была не готова. Если я задумаюсь, то могу обидеться, что мерзавца фактически украли у меня. Убить его должна была я, это мое право. Нет, сейчас не время обижаться. Но при чем тут Макс?

– Август, я не понимаю.

– Помнишь, на Танире у нас с Бергом был разговор с глазу на глаз? Ты очень хотела узнать, о чем шла речь, но ни я, ни Берг не признались?

Я похлопала глазами.

– Кажется, это было после того, как ты поставил Нотторпа перед судом.

– Именно. Тогда я решил, что судить и Энстона тоже будет слишком жестоко по отношению к его жертвам. И к тебе в том числе. Но наказать его необходимо. Я добился, чтобы его исключили из Собрания принцев. Его признали нерукопожатным большинством голосом. В наших обстоятельствах это не просто слова. Нерукопожатный человек теряет все до единого деловые контакты в нашем кругу. От него требуют досрочного погашения кредитов, ему отказывают в транспортных привилегиях – в том числе и компаниям, принадлежащим ему или зависимым от него. Его дочерние компании становятся объектами рейдерских атак. Словом, исключение само по себе режет доходы на треть. При нашей системе налогообложения кое-кого это убило бы. Энстон достаточно богат, чтобы удержаться на плаву даже в одиночку, без преференций и привилегий, которые ему дает статус. Поэтому я предложил Бергу сделку. Я финансирую операцию, он ее проводит. Собственно говоря, именно об этом деле мы и договорились на Танире. Я обозначил в качестве цели полное разорение Энстона. Бергу показалось, что этого мало, но о своих намерениях он благоразумно умолчал. Год назад Энстона объявили банкротом, с тех пор он жил в отеле на Серайе… в отелях. Постепенно меняя дорогие апартаменты на более дешевые, престижные отели на гостиницы средней руки. Закончил свой путь в крошечном номере на последнем этаже самой дешевой ночлежки, какая только нашлась на Серайе.

– Август, мне одно интересно: ты о людях подумал? О тех, которые работали в компаниях Энстона?

– Конечно. На улице оказались только родственники и клевреты Энстона. Из прочих работу не потерял никто. Кое-что пришлось реформировать, кое-что оставили как есть. Но все структуры уже нашли своих новых владельцев. И, Делла, куда более внимательных, рачительных и заботливых владельцев. Транспортники, например, от перемены руководства выиграли – у них заработок вырос на десять процентов за четыре месяца. Две системы в третьем радиусе дополнили существующую коалицию и сейчас бурно развиваются. Энстон коллекционировал системы, как и Скотт, но, в отличие от Скотта, не вкладывался в их развитие. Его основные интересы были связаны с четвертым округом. Новые владельцы приобретали его имущество не для престижа, а для выгоды. Что немедленно сказалось на положении арендаторов, наемного персонала и рабочих, и сказалось в лучшую сторону. Но это еще цветочки. Ягодки пойдут, когда я вплотную займусь Калипсо. Система, даром что титульная, в отвратительном состоянии. Три миллиона населения. Всего! Депрессивная система, люди оттуда уезжали куда угодно, хоть в четвертый радиус. Но скоро она проснется. По моим расчетам, через десять лет Калипсо вполне может встать в один ряд с Большим Йорком, Аргусом или Джорджией.

Мой коньяк стоял на другом конце стола, поэтому я сцапала бокал Августа:

– В этом что-то есть.

– В бокале? Или в коньяке? Несомненно, там и там что-то есть. В бокале коньяк, а в коньяке примерно сорок процентов спирта.

Я засмеялась:

– Твое здоровье, новоиспеченный граф Калипсо.

Стоило бы ожидать, что в ответ на тост Август хлебнет из бутылки. Но нет, он взял мой бокал и аккуратно пригубил. А потом подался ко мне всем корпусом, и я внезапно увидела его глаза совсем близко от своего лица.

– Это все, о чем ты хотела поговорить?

Я застыла.

– Когда я вернусь, разговор будет у меня.

Глаза у него были холодные, веселые и чуть прищуренные.

– Мне уже страшно, – сообщила я.

– А ты не бойся. – Он помолчал. – Все изменилось, Делла. Я теперь на многое имею право.

– И на что конкретно ты замахнулся?

– Не на то, о чем хочу поговорить. Но это – потом. Когда я вернусь.

Именно в этот, несомненно драматический и, я бы сказала, даже душераздирающий момент раздался короткий стук в полуприкрытую дверь. Крис, разумеется, кто же еще? Только на Арканзасе стучат в дверь, даже если она распахнута настежь.

Конечно, я не ошиблась.

– Я не помешал? – спросил Крис, входя.

Я не сказала «нет». Я подумала, что он мог бы опоздать суток этак на трое, – получилось бы в самый раз. Пришел бы вовремя. Крис верно истолковал наше молчание, мою непринужденную позу с пристальным взглядом в стену – и хохотнул:

– Ну извините. В конце концов, я уже не мог придумать, чем заняться в гостиной, не по мне все эти великосветские беседы, да и на фоне Скотта я в любом случае дилетант… Опять же, я опередил остальных, дай бог, на пару минут. Так что вам все равно помешали бы.

Крис плюхнулся на диван, раскинул руки по спинке. Василиса на миг отвлеклась, сбегала к нему, приветливо ткнула мордой и торопливо вернулась к Августу. Ее маневр повторили мои собачки. Август сообразил, что сейчас они будут проверять всех гостей, и в два окрика загнал всю стаю под свой стол. Потоптавшись и повозившись там, собаки наконец улеглись.

Лур вкатил в кабинет сервировочный столик, приготовил все, что господам потребуется, и бесшумно удалился. В коридоре послышались голоса, и в кабинет вошли Фатима, Рудольф Хайнц и Джимми Рассел. Рассел выглядел непривычно спокойным и с Хайнцем, насколько я уловила из отрывочных реплик, разговаривал вовсе не о религии. Не удержавшись, я отправила Фатиме сообщение: «Они что, подружились?!» На круглом лице Фатимы появилась чуть горделивая улыбка – почти материнская. «Руди умеет ладить даже с самыми сложными людьми», – ответила она. Вслед за ними явилась и следующая троица – Арнольд Мирра, Энрике Вальдес и Кид Тернер. Последний аккуратно прикрыл дверь кабинета и тщательно запер ее.