Нил Бастард - Африканское бешенство

Миленка замолкает, и я понимаю, что она явно мучается убийством канадца. Ведь одно дело – стрелять в вооруженных подонков, готовых изрешетить меня и Джамбо из автоматов, а другое – воткнуть скальпель в человека, с которым делишь кров и стол.

– У тебя не было другого выхода, – втолковываю очевидное. – Не надо себя казнить, ты могла бы оказаться на его месте.

– Согласна, Артем, – печально соглашается девушка. – Но все равно как-то не по себе…

За время беседы меня все время не оставляет странное чувство, будто я все время забываю о чем-то очень важном. Смотрю на Миленку, вновь фиксирую взглядом пятна крови на ее одежде. И – неожиданно ощущаю невероятную легкость падения, словно проваливаюсь в пустоту…

И Миленка, и я контактировали с инфицированным Эболой канадцем, но это еще полбеды. Кровь Эндрю попала и на мою кожу, и на кожу девушки. А это, если верить записям Сальвадора, – практически стопроцентная гарантия заражения.

Неужели и мы теперь обречены?!..

– Миленка, – произношу глухим, словно чужим голосом. – Срочно переоденься и прими душ, а эту одежду в крови… или выбрось, или, лучше, сожги.

– Хорошо, – произносит девушка немного испуганно. – А как же ты?

– А я… а мне надо взять кровь Эндрю. Для дальнейшей работы, – быстро нахожусь я, – больше, как ты понимаешь, взять негде…

Меньше чем через минуту склоняюсь над канадцем, осторожно подношу к посиневшим губам зеркальце… Он мертв, причем смерть, как я понимаю, наступила только что, в остывающем теле еще не остановились физиологические процессы… Надеваю перчатки и осторожно набираю несколько кубов уже густеющей крови.

Во мне едва теплится надежда – а вдруг несчастный Эндрю не инфицирован Эболой, а вдруг он оказался обычным психом, а вдруг на него что-то накатило… ведь даже у здравомыслящих людей случаются приступы немотивированной агрессии! Господи, только бы было так!

Смешиваю кровь в пробирке с реактивами, запускаю центрифугу, зажигаю спиртовку… Результат будет известен лишь через два часа. Все это время мне предстоит быть подвешенным на нерве.

– Только бы он оказался ненормальным, – шепчу, словно заклинание, – только бы не Эбола!..

Полночь. Время сочится тягуче, как сукровица из раны. Минуты медленно перетекают друг в друга, и, если бы не секундная стрелка часов, медленно переползающая от цифры к цифре, можно было бы подумать, что время остановилось навсегда.

Вот уже с четверть часа мы молча сидим с Миленкой в жилом блоке друг против друга. Мы молчим, но молчание это красноречивее всяких слов.

Мы – почти стопроцентные смертники, анализ крови покойного канадца дал положительные результаты. Конечно, можно надеяться на чудо, на некое фантастическое везение, однако мне за последние дни уже так невероятно везло, что даже не хочется верить в несбыточное. Проще выиграть миллион на трамвайный билет.

Миленка поправляет очки, поднимается, механически зажигает спиртовку, ставит чайник…

– Может, есть смысл проанализировать нашу кровь?

– Смысла нет никакого, – морщусь, словно от зубной боли. – Эболавирус на ранних стадиях ничем не проявляется. Пока не пройдет инкубационный период – мы практически здоровы.

– Но тот «нулевой пациент», о котором писал Сальвадор…

– Я уже смотрел его записи: в наших условиях ранний анализ невозможен. Во всем мире есть только одна лаборатория, которая может диагностировать подтип «Е» на ранней стадии – в Швейцарии.

– А твой друг из Новосибирска, о котором ты рассказывал…

– Миленка, я не могу взять пробы своей крови и отправить их Интернетом Мише Алтуфьеву. Одно дело – поделиться своими лабораторными наблюдениями, или формулами, или результатами анализов, и совсем другое – анализ крови в стационарных условиях.

Миленка вновь разливает по чашечкам чай – наверное, уже в десятый раз за сегодняшний вечер. Теперь она выглядит куда спокойней: то ли еще не до конца понимает, что нам грозит, то ли уже смирилась со своей участью.

– А Джамбо и Элизабет? – напоминает она. – Что будет с ними?

Конечно же, я думал о них. Мои чернокожие друзья еще не пришли. Где они теперь – остается лишь догадываться. Надеюсь, однако, что они благополучно добрались до университета и также благополучно вернутся в миссию.

– Мне кажется, нам следует все рассказать, как есть. Или ты против? – вопросительно смотрю на девушку. – Ведь если они останутся с нами, то будут тоже обречены на смерть.

– Согласна. Но если мы… – продолжает она и тут же испуганно смолкает.

– Если мы превратимся в кровожадных ублюдков, – подхватываю я, – тогда им придется нас пристрелить. Другого выхода просто не вижу.

– Артем… – Миленка мучительно кривится, словно от резкого приступа зубной боли. – А если симптомы Эболы впервые проявятся у меня… Вот лично ты – сможешь меня пристрелить?

Конечно же, я ожидал этого вопроса. И очень боялся его. Классический конфликт сердца и разума, эмоций и долга, целесообразности и чувств…

Я не хочу театрального пафоса, не хочу криков, объятий, клятв на крови и вообще шекспировских страстей. Я все-таки врач, и потому мне надо знать правду. Как надо знать ее и Миленке.

– А ты, Миленка… Скажи честно – ты пристрелишь меня, если я брошусь на тебя с ножом?..

– Даже не знаю… Наверное, все-таки нет. Если я тоже окажусь инфицированной Эболой – какая разница, как умереть: в страшных мучениях от самой болезни… или принять быструю и легкую смерть от тебя?..

– Вот и я не знаю… А, вообще, у меня есть целых три недели. За это время ведь можно что-нибудь придумать, правда?..

– Не умирай до расстрела! – произносит Миленка мою любимую фразу, вымученно улыбаясь. – Может быть, все обойдется и на этот раз. Может, наш ангел-хранитель спасет тебя, а ты, в свою очередь, придумаешь что-нибудь для спасения всех нас. И тоже станешь ангелом-хранителем!..

– Пока что-нибудь не придумаю с вакциной – придется жить… Просто выхода другого нет. Ладно, Миленка, ты уж извини, но я – спать…

Не помню, как дошел до кровати. Не помню, как заснул.

Во сне я плакал, кричал и метался, пытаясь содрать этот сон, словно лопнувший противогаз. Перед глазами хаотично мелькали незнакомые лица в багровых и желтых облаках. Люди эти звали меня за собой, махали руками, но я понимал, что доверять незнакомцам нельзя, и бежал, задыхаясь, темными подземельями, которые, как я знал наверняка, выведут меня к нормальной жизни. Но и наверху царила такая же темнота, как и внизу…

Несколько раз я просыпался и долго лежал в блуждании странных мыслей, не сразу понимая, какое сейчас время суток и что предшествовало сну. Осматривался и с удивлением обнаруживал, что лежу не на груде битого кирпича в подземелье и не в разграбленной мэрии, а на знакомой кушетке. Из-за стены доносилось чуть слышное позвякивание посуды – это, наверное, Миленка хлопотала на кухне. От этих домашних звуков мне сразу становилось легче и не хотелось шевелить даже пальцами. Да и ноги мои, после всех путешествий по коллектору, словно бы лишились костей, мяса и нервных окончаний. Я ощущал лишь пульсирование крови в ступнях, натягивал на себя сон, словно уютное одеяло из детства, и вновь засыпал…