Олег Рой - Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета

Вероятно, это смешно, но я до сих пор испытываю животный ужас при одной мысли, что его у меня отберут. Было время, когда страх этот поутих. Но потом разгорелся с новой силой: когда Макс пошел в гимназию, уже в первых классах стало ясно, что он – совершенно необычный ребенок. Да, все матери считают своих детей необыкновенными, но у нас – не тот случай. Макс – под стать своему имени – максимальная версия человека, как называет это все тот же Ройзельман. С тех пор я так и живу с этим страхом. Казалось бы, Макс давно уже не ребенок, а уж принудить его к чему-то против воли – задача и вовсе почти непосильная. Но… страх не подчиняется рациональным доводам. Тем более страх материнский. Хотя даже работа Макса, в которой риск – повседневная обыденность, даже его опасная профессия пугает меня меньше, чем всевидящее око Ройзельмана, неотрывно наблюдающее за моим сыном. И я ничего не могу поделать с этим страхом.

Чтобы отвлечься от саднящего ожидания (ну где же Макс, он ведь должен был уже вернуться!), я покатила свое чудо-кресло в гостиную, поближе к входной двери. По понятным причинам (мое кресло умеет «ходить» по лестницам, но это очень, очень утомительно) я живу сейчас на первом этаже нашего домика, а мальчики занимают второй этаж, где когда-то мы с Эриком планировали сделать спальню и детскую. В бывшей спальне теперь комната Макса, а Феликс, наш квартирант, занимает бывшую детскую. Я же устроилась внизу, в крошечной гостевой спальне.

Доехав до гостиной, я, чтобы хоть чем-то перебить тревогу, щелкнула телевизионным пультом. И наткнулась на очередной репортаж о комете:

«…российский аппарат «Пулково-7» подошел к комете, но осуществить взятие проб ему не удалось, – вещал серьезный диктор, пыжась так, словно зачитывал правительственное сообщение. – Пылегазовое облако, окружающее ядро кометы, не позволяет приблизиться к ней на расстояние, с которого возможно осуществить взятие проб. При попытке сократить расстояние «Пулково» потерял одну из солнечных батарей и получил повреждение главной управляющей антенны, в результате чего около сорока минут находился без связи с ЦУПом. В настоящий момент связь восстановлена, и специалисты Центра управления полетом работают над новым алгоритмом сближения. Этому мешает нехватка времени. Тем не менее российский аппарат получил снимки кометы с максимально близкого расстояния…»

Экран заполнила Она, больше всего напоминающая огромную кляксу, края которой мрачновато светились, а центр был значительно темнее. Картинку, и без того не слишком ободряющую, телевизионщики вдобавок (видимо, для пущей эффектности) «подкрасили» красным. Откуда бы у ледяной кометы такой цвет? Красным на нашем небосклоне светится лишь пыльный Марс, ему, богу войны, положено. Прочие, более добропорядочные небесные тела, сияют белым или голубым, в крайнем случае зеленым светом. Впрочем, я не астроном. Ну да как бы там ни было, зрелище вышло жутковатое. Казалось, что с экрана смотрит чей-то зловещий глаз. Глаз дьявола.

Или Ройзельмана, неожиданно подумала я и переключила канал.

«– …то есть, по-вашему, упавший возле Загреба метеорит – это часть кометы? – спрашивала миловидная курносенькая ведущая у сухонького старичка в смешных круглых очочках. Прямо классический профессор, сбежавший чуть не из девятнадцатого века. – Не противоречит ли это механике движения небесных тел?

Старичок нетерпеливым жестом поправил очочки и с энтузиазмом заявил:

– Напротив, – голос его оказался неожиданно высоким, почти писклявым, – кометы такого размера всегда сопровождаются целым потоком космического мусора. Пыль, обломки – своего рода свита. Иногда все это забегает вперед по курсу движения кометы…»

В замке входной двери знакомо заскрежетал ключ. Давным-давно можно было заменить всю эту механику на что-нибудь современное, открывающееся беззвучно, по одному касанию пальца или голосовой команде. Но я опасаюсь: чем сложнее устройство, тем выше вероятность его отказа. Мне, «запертой» в теле калеки, не хочется дополнительного риска – быть заблокированной в собственном доме. Да и привыкла я к этим звукам. Скрежет ключа – моя самая сладкая музыка. Это значит, возвращается Макс.

Но, увы, это оказался Феликс. Почему-то мрачный, подавленный – странно, он ведь ходил на юбилей своего шефа, то есть на праздник…

– Добрый вечер, – сообщил он мне из прихожей. Судя по голосу, вечер отнюдь не казался ему добрым.

– Привет, Феликс! Как прошло празднование?

– Нормально. – Он неопределенно пожал плечами. – Поздравил шефа, познакомился с его семьей. Очень приятные люди. Дочь у него просто прелесть, и сын тоже очень приятный. Она балерина, а он композитор.

Феликс говорил это таким тоном, словно докладывал о том, что семья шефа – сплошь людоеды или вообще жуткие страшные осьминоги. Кажется, парень был слегка на взводе. В смысле выпивши – не могу сказать «навеселе», ничего веселого в нем сейчас не было. Может, странная реакция на алкоголь?

«– …значительно крупнее всем известной планеты Галлея, – вещал профессор, задорно поблескивая очочками. – Но она доживает практически последние свои дни. Соприкосновение с магнитным и гравитационным полем системы Земля – Луна буквально разотрет ее, как крупная терка – картофелину.

– …возвращаясь к загребскому артефакту, – вопрошала ведущая, смешно дергая своим курносым носиком. – Как вы прокомментируете заявление группы Франтишека о нахождении на его поверхности микроорганизмов, возможно, имеющих внеземное происхождение?..»

– А почему ты такой нерадостный? Устал? – решилась, заменив в последний момент «убитый» на «нерадостный», спросить я, когда Феликс вошел в гостиную. В официальном наряде он напоминал викторианского джентльмена.

– Да так, – расстроенно отмахнулся он. – С Ритой не поладил.

– Кофе будешь? – автоматически предложила я. На кухне уже ждал горячий кофейник, а коротать время до прихода Макса в компании Феликса всяко веселее, чем слушать набившие оскомину разглагольствования о комете.

Он кивнул.

«– …но ведь если ядро разрушится над атмосферой Земли, – пытала очкастого гостя студии настойчивая журналистка, – его элементы вместе с предполагаемой ксилофонной…

– Ксеноморфной, – вежливо поправил ее профессор.

– Ага, ксе-но-морф-ной, – старательно повторила девушка, – формой жизни могут попасть на поверхность нашей планеты, и…

– Вы наверняка любите X-files и тому подобные сериалы, – разулыбался ее собеседник. – Если даже в безвоздушном ледяном пространстве в теле кометы могли сохраниться какие-то примитивные формы жизни – скорее всего, споры бактерий, – вход в стратосферу и сопутствующий нагрев подействуют на них…»