Мэтт Хейг - Эхобой

Я двинулась дальше. Яго калачиком свернулся поверх одеяла и сосал большой палец. Если бы он узнал, что я видела его таким, он бы меня возненавидел. Глядя на него, я улыбнулась, но в следующую секунду едва не задохнулась от ужаса: повернувшись, я увидела солдата с ружьем, который целился прямо в меня. Я почти сразу сообразила, что это просто голографическая скульптура, но Яго заворочался — вот-вот проснется. Я замерла и задержала дыхание секунд на тридцать, пока он снова не затих.

Шкаф открывался с помощью голосовой команды. Я приблизилась к дверце и прошептала так тихо, как только могла:

— Откройся.

Ничего.

Чуть громче:

— Откройся.

Ничего.

Повторила почти в полную силу:

— Откройся.

Яго не проснулся, только слегка всхрапнул.

Дверь бесшумно отъехала в сторону, открывая доступ в гардероб Яго. Одежда очищалась сама, но все равно шмоток у него было море. Толстовки, интерактивные футболки, аэрокостюмы, парящие на вешалках, ряд баллончиков с нанонапылением (у него было очень много облегающей одежды с нанослоем), тонны кед и утепленной обуви.

Я стала вынимать баллончики по одному.

Зимний утеплитель.

Спортивная кожа.

Боевое снаряжение: костюм воина. (Мысль о сосущем палец маленьком воине заставила меня снова улыбнуться.)

24/7 Облегающий костюм.

Наконец-то нашла! Баллончик с самой бледной, скромной надписью, которая, скорее всего, была черной, хотя я видела ее зеленой:

«Одежда-невидимка широкого спектра. Полная проекция (на любой рост и вес), до ста применений. Нанонапыление: диаметр — 15 нанометров. Хлопковая ткань с нанокамерами и наноэкранами. Меры безопасности: не использовать в местах большого скопления людей».

— Есть, — сказала я тихо. Я хотела сразу же опрыскаться, как задумала раньше, но побоялась разбудить Яго. К тому же на мне была пижама. И я решила рискнуть и вернуться к себе. Повернувшись, я увидела инопланетянина с шестью руками, огромной головой и разинутым ртом, в котором сверкали три ряда зубов. Еще одна голографическая скульптура. Ничего страшного. Я вернулась в свою комнату и спрятала баллончик под кровать.

— Трек для путешествий, — распорядился дядя Алекс. — Я выехал пораньше, мне нужно кое-что обдумать.

Кошмар. На ближайшем перекрестке машина свернула на медленный трек. Движение было плавным и спокойным, но дядя приказал еще снизить скорость. В его голосе слышалось раздражение. Он надел ментальные провода и закрыл глаза. Глубоко задумавшись, отдавал беззвучные команды. Размытая картинка за окном превратилась в отчетливо видный пейзаж. Вода. Дома на сваях. Другие магнитные машины на треке. Облака. Скай-маркет. [11] Скай — sky ( англ. «небо»).

Дело плохо. Чем дольше мы будем ехать, тем больше шансов, что дядя Алекс догадается: в машине он не один. Я притаилась у него за спиной, пытаясь дышать тихо и медленно. В какой-то момент в носу зачесалось и я чуть было не чихнула, но обошлось.

— Нет, — сказал он вслух по какому-то поводу. — Приведите ее в порядок. Я не хочу видеть эту грязь.

С трудом верилось, что я хотела как можно быстрее оказаться на складе, забитом Эхо. Такие склады были по всей Европе, объяснил мне дядя утром, когда я задавала слишком много вопросов. Небольшие предназначались в основном для создания и хранения прототипов, на других создавали копии, которые затем пускали в продажу. Склад в Париже был второго типа.

Дядя Алекс открыл глаза. Обернувшись, он посмотрел прямо туда, где была я. Изнутри капюшон был прозрачным, и я его отлично видела. Мое сердце билось так сильно, что, казалось, его стук слышен не только мне. Стоило дяде просто протянуть руку назад — и он сразу бы меня нашел.

Что бы он сделал? Отругал бы? Смутился бы, как и я? Наверняка ничего страшного не случилось бы. Но я все равно испугалась до дрожи.

Проекция оказалась отличной. Оптическая иллюзия пустого заднего сиденья и стекла была безупречной, потому что он отвернулся.

— Активизировать холофон, — дядя отдал очередную команду и продиктовал код. — Валенсия, четыре, семь, звездочка, три, три, три, тире, семь, тире, хэштег ААХ.

И тут появилась женщина. Ее мерцающее изображение становилось все четче. Она выглядела очень круто, необычно и богемно, но явно устала и волновалась. Ее длинные волосы спутались, в брови была серьга, а на шее висело что-то вроде ожерелья с амулетом.

Женщина сказала что-то по-испански.

— Заткнись и говори на чертовом английском, — ответил дядя Алекс так холодно и грубо, что я с трудом узнала его голос.

Собеседница, судя по всему, была пьяна. Она сделала глоток какого-то коричневого напитка:

— Как он? Прототип, который я к вам передала?

— Вам. А не к вам. Ты пьяна. Обычно твой английский не такой грязный. Ты передала его мне. И, видит бог, ты была права. С ним что-то не так. Он не в порядке. Вот почему он так много значил для тебя, верно? Что ты с ним сделала? Что?

— Где он? Что с ним?

— Знаешь, я тут подумал: если понадобится, я приеду и выбью из тебя правду.

— Si, si, si. [12] Да, да, да (исп.). Ну конечно. Ты? Или один из твоих рабов-Эхо?

— Черт с тобой, ты не стоишь таких хлопот. Оставляю тебя наедине с твоим виски. У меня есть дела поважнее. Hasta luego… [13] До свидания (исп.).

И он скомандовал машине:

— Разговор окончен.

Испанка исчезла, а я задумалась, что все это значило. Что же она скрывала от дяди Алекса?

Оставшуюся часть пути он обсуждал свой бизнес на языке, понятном только ему, и что-то бормотал в ментальные провода. Я смотрела в окно, пытаясь представить себе, что раньше здесь не бывала. Рассматривала плавучие ветряные фермы на Английском канале, обширные болота Северной Франции — из-за постоянных осадков ее затопило так же, как Йоркшир, Шотландию и Корнуэлл. Тысячи домов на сваях почти не отличались от того, в котором я жила еще два дня назад. Разве что они были меньше и стояли теснее. За окном тянулись заболоченные земли, трясины и противохолерные клиники — их построили несколько лет назад, во время последней эпидемии. Ближе к Парижу земля становилась суше, дома больше и стояли они дальше друг от друга. Однако небо все еще было серым, непогода бушевала и дождь лил как из ведра.

Я увидела огромную голографическую рекламу новой аудиокапсулы «Нео Максис». На ней четверо музыкантов, одетых в скафандры, играли для маленькой колонии переселенцев на Нептуне. Как же я ждала выхода этой аудиокапсулы! А сейчас мне было все равно. Хотя идея концерта на Нептуне показалась мне прикольной. Мне стало грустно, когда я поняла, как мало осталось от меня прежней.

Я мысленно пыталась заставить машину двигаться быстрее, но дядя Алекс продолжал ехать по медленному треку. Дорога вплотную подошла к огромной теплице, километров восемь в длину. Внутри море пшеницы колыхалось под искусственным ветром. В соседнем ангаре выращивали домашний скот — примерно четыре сотни абсолютно одинаковых коров, одинаково безразличных к дождю. Мне стало их жалко. Они рождены, чтобы совершенно бессмысленно умереть, особенно учитывая, что синтетическое мясо гораздо лучше настоящего. Но некоторые все же предпочитали натуральное.