Сергей Чекмаев - СтандАрт

– Что натворил, засранец! А? Чего молчишь? А если у ней ребенок будет?

Борис затравленно огляделся. Публики все прибывало. Женщины в толпе смотрели явно осуждающе. Мужчины кривились в усмешке.

– Да какой ребенок, что вы, в самом деле, с ума посходили! – отбиваясь от подбиравшейся к нему Лены, оправдывался Борис.

– А если будет ребенок. – Лена стала хватать его за руки. – Наш малыш? Ты выбросишь нас с младенцем на улицу?

– Так ты что, и ее трахал, и меня одновременно? – приподняв бровь, спросила Инга.

– Дамы, дамы, поспокойней. – Швейцар поднял руку. – Что вы…

– Отвали, попугай облезлый, – отрезала Инга.

– Видишь ли, в чем дело… – забормотал Борис. – Не одновременно… как бы тебе объяснить…

– А не надо объяснять, – сказала Инга и, развернувшись, врезала ему сумкой по голове.

Удар металлического замочка пришелся по незажившей брови. Из глаз посыпались искры, Борис потерял равновесие и сел на асфальт.

– Пойдем-ка отсюда, хранитель традиций. – Кто-то поднял его и повел через толпу, придерживая под руку.

В голове шумело, голоса доносились, словно сквозь набитую в уши вату.

– …извращенец, – с завистью сказал мужской голос.

– …нет, алиментщика поймали! Обоих обрюхатил, – уверенно возразили ему.

– …молодец, парень, не растерялся!

Встряхнувшись, Борис посмотрел на провожатого.

– Ух, как она тебя, – приподняла ему голову за подбородок Ирина, – потерпи немного.

– Откуда ты появилась, избавительница?

Он оглянулся. Возле ресторана, вцепившись друг другу в волосы, схватились будущие «мисс Россия» и «мисс Европа». Швейцар, уже без фуражки и с оторванным позументом, призывал охрану.

Вздыхая, Ирина погрузила Бориса в машину, достала из аптечки перекись водорода и, смочив ватку, передала ему. Стойков протер бровь, зашипел от боли и попытался открыть глаз.

– Эх ты, Казанова, – с досадой сказала Ирина, – донжуан недоделанный. – Она взглянула в зеркало заднего вида и открыла дверцу. – Зачем тебе сразу две?

– Случайно встретились.

– Ну, и как тебе современные эмансипированные женщины? Ладно, посиди здесь, мне позвонить надо.

Выйдя из машины, она достала телефон.

– Это я. Все, подбирайте обеих, пока милиция не приехала.

Борис, привалившись головой к стеклу, бездумно смотрел вперед. Ирина уселась за руль, завела двигатель.

– Куда тебя отвезти?

– Не знаю, – промямлил он. – В студию… А если они туда придут?

– Ладно, поехали. Отлежишься у меня, а там видно будет.

Добрались быстро. Консьержка покосилась на гостя с заплывшим глазом, но промолчала. В квартире Ирина подтолкнула его к ванной.

– Иди, умойся.

Борис посмотрел в зеркало. Из-под набрякшего века виднелся глаз в красных прожилках, но кровь идти перестала. Он умылся холодной водой и прошел в комнату. Плюхнувшись на диван, обхватил голову руками.

– Почему я такой идиот, а? Почему у меня все не как у людей? Тридцатник миновал – и ни жены, ни семьи…

– На, выпей, – подала ему бокал с коньяком Ирина и присела рядом.

– Я понимаю, что вы выбрали усредненный тип ментальности, но неужели нынче все бабы такие? Существа, ведомые гормональным хаосом, остановившиеся в процессе эволюции на уровне каменного века! Кого-то ищешь, надеешься, а в итоге убеждаешься, что все одинаковые. С ничтожными вариациями. Все одно и то же: деньги, ревность, истерики… Сплошные инстинкты, единственный, который отсутствует – материнский. Никаких мыслей, кроме как урвать еще, еще! Или сидишь под каблуком, или успевай только бабки отстегивать. Или интеллект ниже плинтуса, или давят своим превосходством… Ну, скажи, Ир, все такие?

Она взъерошила ему волосы, он поднял лицо и прижался к ее ладони подбитым глазом. Ладонь была прохладная, и боль сразу отступила.

– Что тебе сказать… Мне кажется, не все, – усмехнулась она.

– Думаешь? – усомнился Борис.

– Уверена, что не все. Кстати, ты, видно, забыл: и мне – тридцать, и тоже ни мужа, ни семьи. А для женщины тридцать лет, это не то, что для мужчины.

– Ах, оставь… ты вообще не женщина…

– Спасибо. – Он почувствовал, как Ирина сжала коготками его ухо.

– Нет, я не в том смысле, – смешался Борис, – ты добрая, мягкая, понимающая. Ты и друг, и женщина. Где такие водятся, а?

– Совсем близко. – Ирина притянула его голову, и он ощутил ее мягкие, теплые губы.

Они любили друг друга нежно, осторожно, словно боясь обидеть или спугнуть зарождающееся чувство. После близости с Ингой, которая командовала в постели, как сержант на плацу, Борис ощутил себя на тихой глади теплого ласкового моря. И когда мягкая волна накрыла его с головой, он погрузился в нее спокойно и доверчиво.

Наверное, он задремал, потому что почувствовал, как на горле смыкаются холодные скользкие руки. Он знал эти руки, он сам их создал, и вот теперь они душили его. Вытолкнув из пересохшей глотки сдавленный крик, он вырвался из пелены дурмана…

Он лежал один на смятых простынях, в окно светило заходящее солнце. Борис вспомнил, где он, что произошло, и умиротворенно откинулся на подушки. Открылась дверь, и в комнату вошла женщина. Его женщина. Та, которую он так долго искал.

«Она все время была рядом, где были мои глаза, черт возьми», – подумал он.

Женщина была в пушистом купальном халате, она вытирала мокрые волосы и улыбалась. Борис прикрыл глаза и стал наблюдать за ней. Женщина присела перед зеркалом, включила фен. Стойков залюбовался ее плавными движениями, ее грацией и впервые за долгие годы почувствовал себя счастливым.

Ирина быстро наложила косметику, ловко орудуя изящными кисточками и карандашами. Затем она прошла к шкафчику, выбрала одежду и, сняв халат, бросила его на спинку стула. Солнце, отразившись в зеркале, позолотило ее фигуру, выделив на загорелом теле белые полоски.

– Я буду тебя ваять, – не выдержал Борис, – я буду ваять тебя одну всю свою жизнь!

– Ой, – оглянулась Ирина и, прикрывшись руками, спряталась за дверцу шкафчика, – нехорошо подглядывать, – сказала она, поспешно надевая ажурное белье.

– Хорошо, – не согласился Борис, – очень хорошо! Я создам цикл скульптурных портретов. Я назову его просто: «Женщина»!

– Вот так просто: «Женщина»? – улыбнулась она.

– Да!

– Или «Очередная женщина»?

– «Женщина» с тремя восклицательными знаками! Или «Моя Женщина», или «Единственная Женщина». Но женщина – с большой буквы! И я каждый день буду дарить тебе цветы и читать стихи! А куда ты собираешься? – вдруг забеспокоился он.

– Дорогой мой, мне надо и в конторе показаться. Не все гении от природы, кому-то надо и работать.

Борис помолчал. Потом встал и начал одеваться.

– Я с тобой.

– Зачем? – повернулась к нему Ирина.

– Я не могу с тобой расстаться.