Олег Дивов - Настоящие индейцы

– Делла, это было дорогое лекарство? – спросила Санта.

– Очень, – бесстрастно ответила я.

– Ай-ай-ай. Как жаль. И оно помогает?

– Говорят, да. Я не успела вылечиться.

– А если бы ты выпила все те таблетки, у тебя был бы ребеночек?

– Да, был бы. Когда я встретила бы достойного мужчину, то родила бы от него.

Санта поцокала языком.

– Какая же Ида дурная женщина. В деревне ее выгнали бы, чтобы она не позорила других женщин. Разве ж так можно поступать? Помешала тебе стать мамой. В старой деревне, если одна женщина отнимает у другой материнские травы или дает отраву, от которой скидывают плод, мужчины сразу ее отводят в лес и привязывают к дереву. А потом приходят старухи и бьют преступницу камнями до смерти. Но старых деревень уже нет, поэтому преступниц выгоняют в лес. И почтой говорят всем: ее нельзя пускать в дом, она беду под крышу принесет. Они сейчас не умирают, нет. Можно стать храмовой рабыней, тогда твои преступления прощаются. – Она прожевала пару полосок мяса. – Я родила Керу сына и дочку. А больше не могу, хотя еще не старая. Ходила к доктору, он сказал, надо лечиться, тогда смогу. Я вот не знала, верить или нет. Но Керу сказала: давай, я тебе хорошую младшую жену найду? И мне будет не одиноко, и у тебя еще дети родятся. Вот, Монику нашла. Делла, как она шьет, как шьет! Славная девушка. Для брака молода, но мы уговорили ее отца. А можно я тебя спрошу о таком, о чем стыдно говорить?

– Да спрашивай.

– Ида сказала, она сделала что-то, из-за чего не может быть развратной. Это как?

– Отрезала себе один маленький орган.

– У человечек есть особый орган, который делает их развратными? – изумилась Санта. – А меня в школе учили, что мы одинаковые! Но у нас такого органа нет!

– Есть. Только к разврату он отношения не имеет. Это некоторые сектанты так думают, но они вообще секс ненавидят.

Я объяснила, что такое клитор. Санта недоверчиво уставилась на меня, потом быстро растолковала Монике. Моника застыла, посмотрела на Санту, потом на меня. И обе индианки расхохотались.

– И она отрезала себе шишечку?! – восклицала Санта. – Вот дура! Как же без шишечки замуж-то идти? Ведь она же ничего не сумеет для мужа! Будет как дохлая лежать, и все! А мужу-то надо, чтоб она как кобыла была – дерзкая и горячая!

– Ну вот некоторые считают, что приличная женщина должна лежать как дохлая.

– Глупые люди! Все равно, что женщине замуж пойти за мужчину, у которого мешочек отрезали. Грибок есть, может, еще и поднимется, если отрезать мешочек у взрослого, то бывает, что грибок работает. Так детишек-то уже не будет. Да и проку с одного грибка без мешочка? Уж лучше палочкой, она всегда твердая… Делла, а разве у людей можно брать в супруги людей без важного? У нас бывает, что девушка теряет шишечку. Ну там сядет куда неудачно или вовсе без нее родится. Так старухи ее перед свадьбой осмотрят и скажут, можно ей замуж или нет. Без шишечки – нельзя. А кто возьмет, тот слово ее отцу даст, что будет кормить жену до старости и никогда не попрекнет. За такими девушками очень большое приданое дают. Поэтому некоторые бедные мужчины иногда на них женятся. А если у девушки нет богатого отца, который даст ей приданое, то ей не разрешают идти замуж.

– Санта, ты не поверишь. У нас можно жениться всем. Можно, если у тебя нет вообще никаких органов. Можно двум мужчинам и двум женщинам. Никаких запретов.

– Двум женщинам и у нас можно. Но это не совсем так. Духи иногда пируют, а потом летают пьяные над землей и шутки шутят. От того рождаются странные люди. Вроде смотришь – мужчина. А он женщина. Или глядишь – женщина. А она мужчина – с грибочком и мешочком. А бывает, что совсем все как у женщины. Не отличишь. Только сердце – мужское. И если такая женщина докажет, что она мужчина, она будет по закону мужчиной. Ей жениться можно. Но им отдают таких девушек, как моя сестра. Которых обманули, и теперь они беременные. Или беременную жену от другого мужа. А если мужчина с сердцем женщины, то ему замуж нельзя. Только в наложницы. Как считаешь, Делла, у кого справедливей, у нас или у вас?

– Вообще-то у нас. Потому что кому какое дело, каковы супруги? Главное, чтоб они друг с другом были честны и знали, на что идут. Хотят они жить вместе – пусть живут.

– Тоже правильно, – сказала Санта. – Но теперь я понимаю, отчего Ида такая склочная. Конечно, как ей быть другой, без шишечки-то?

Из дома к нам шел парламентер – Гай Верона. Ну а кто еще, он же адвокат. Мы обернулись, замолчали, поджидая его.

– Доброе утро, – сказал вежливый Гай. – Простите, спросонья не успел поздороваться… Надеюсь, у вас все в порядке?

Мы переглянулись. Судя по тому, что Гай начал беседу издали, ничего хорошего он сообщить не может.

– Люкассен попросил вас не шуметь, – извиняющимся тоном сказал он. – Ида перенервничала, к тому же она не спала ночь. Она прилегла отдохнуть, а спит чутко. Не могли бы вы отложить дела в доме, если такие есть?

– Ида сама виновата, что не спала, – с достоинством возразила Санта. – Она так плакала, что никому не дала поспать. Отчего теперь мы должны сидеть на улице, как рабыни? Дождь пойдет, что же, нам мокнуть? Мы тоже не отдыхали из-за нее, а теперь должны расплачиваться?

– Санта, – мягко сказал Гай, – отчего бы тебе самой не поговорить с Люкассеном? Я согласен с тобой, что проблему можно было решить иначе. Но Люкассен защищает не Иду, а своего будущего ребенка. Он боится, что эта ваша ссора может отразиться на здоровье малыша.

– Глупый мужчина, – Санта встала. – Пойду, поговорю с ним. У нас, индейцев, так не принято, чтобы из-за ребенка, которого в животе еще не видно, мучить взрослых, которые не в рабстве.

Она ушла, горделиво развернув плечи и красиво неся узкую голову, украшенную густой белой шерсткой. Гай потоптался, но за ней не последовал.

– Вам тоже досталось? – догадалась я.

– Немного, – он поморщился. – Конечно, все женщины разные. Но это как-то чересчур. Надо совсем не знать анатомию, чтобы так психовать – это я про Люкассена. Он ведь образованный человек. Что за проблема в ребенке, не понимаю. Уж в наши-то дни…

– Не стойте над душой, – попросила я. – Вы позавтракали?

– Да какое там! – Гай расстроенно отвернулся.

– У нас еще осталось кое-что, – я протянула ему миску. – Садитесь с нами, заодно расскажете.

За моим плечом тихонько пискнула Моника.

– Он раб, – шепнула индианка. – Мое приданое. Рабу нельзя сидеть при хозяевах. Можно есть то, что они не доели, а сидеть нельзя.

– Моника, – сказала я по-индейски, – там, куда тебя привезут Кер и Санта, рабов нет. Закон запрещает. И у Гая прав будет больше, чем у тебя. Потому что у него есть гражданство, а у тебя нет. Тебе лучше загодя привыкнуть к этому.

– Делла, – вмешался Гай, – у нас с ее отцом был договор. Меня отдали Монике в придание именно затем, чтобы отпустить на волю. Но в компенсацию я выплачиваю ей сумму, равную стоимости хорошего раба на Саттанге, и помогаю получить гражданство.