Олег Дивов - Настоящие индейцы

– М-да… Будь я по-прежнему князем Сонно, взял бы тебя в штат, – сказал Макс. – Потому что адвокат, способный ради общего дела на риск, мне пригодится. Впрочем… – он посмотрел на меня.

– Дику Монро такой лихой адвокат тоже нужен, – ответила я. – И судя по тому, что я слышала от Дика, Гая никто пальцем не тронет. Если, конечно…

Гай пожал плечами:

– Мне все равно. Кэрол и я вправду любил. У нее непростой характер, но она из тех женщин, в которых сложно разочароваться. И с Диком я полажу.

Естественно, мы сняли с заглохших машин только людей. Вождь отправил в лес мужчин – забрать оставшийся груз. А нас повели в деревню.

Для нас поставили большой навес, скамьи, застеленные индейскими коврами из шерсти кобыл, грубые столешницы на козлах. На столешницах скоро появилось угощение – мясо, сыр, лепешки, каша и травы, фрукты и печеные овощи. И, конечно, кумыс.

Женщины на пиру садятся отдельно от мужчин. Ко мне подошел вождь и сказал:

– Ты выглядишь как женщина, а бьешься как мужчина. Как воин. Я не знаю, кто ты. Выбери сама, где тебе сесть.

Я села с нашими мужчинами. Естественно.

Небольшая заминка возникла с Гаем. Формально он был рабом. Кер сказал вождю:

– Я взял его как раба, как все, что принадлежит моей жене. Это было по закону. Значит, Гай теперь мой раб. Но Гай ходит в бой. Я дал ему оружие. Он убил плохого человека. Когда рабу дают оружие для боя и он бьется смело, как свободный, то он больше не раб, а слуга по слову. Я дам за него своей жене два золотых кольца. Это добрая цена за раба. Те кольца будут ее, я не спрошу, как она потратит их. А раб пусть считается свободным, который служит по слову.

– Ты хорошо сказал, – одобрил вождь. – Я видел того врага, какого он убил. Тот враг был и моим врагом. Скажи ему сам, где сесть на пиру, и пусть будет так, как принято в твоем роду.

Гай, узнав об этом, сумел усмехнуться:

– Ого! Меня повысили.

Я спросила, что означали формулировки Кера.

– У индейской жены, в сущности, нет своего имущества, – объяснил Гай. – Но при этом считается очень уж неприлично распоряжаться ее приданым, ничего не оставляя взамен. Конечно, если речь о мелочи, то на это не обращают внимания. В частности, обычного раба Кер мог и забрать. Если муж платит жене за ее приданое, это означает уважение к имуществу. Плату дают за хорошо выученную боевую кобылу или за оружие. За раба женщину обычно повышают в статусе дома. Если дают плату за раба, то это очень, очень ценный раб. Ну и цена. Два кольца стоит жена. Боевая кобыла стоит одно кольцо. Раб, даже хороший, стоит полкольца – столько же, сколько жеребчик. Индейские кобылы интересный вид, у них самки в полтора раза крупней и сильней самцов. Жеребчик годится только на мясо и на племя. При случке кобыла ложится на землю, иначе жеребец просто не достанет до ее органов. Та цена, какую за меня объявил Кер, – это цена выкупа за девушку из хорошей семьи. Свободную девушку. Кер проявил уважение к семье Моники, выразил свое довольство женой, ну и меня косвенным образом похвалил. Два кольца – это примерно сто хардов. По нашим меркам мало, но на Саттанге на эти деньги можно жить год припеваючи. Строго говоря, примерно из стоимости жизни цена уважения и рассчитывается. Год – это по индейским поверьям столько времени, сколько может прожить без чувства голода Дух, которому отдали хорошего человека.

– А что такое «слуга по слову»?

– Слуги здесь – те же рабы, только временные. Есть три категории слуг. Слуга за долги – в том числе и долги чести, – слуга за деньги или слуга по слову. Слуга за долги – самая презираемая категория, с ними порой обращаются хуже, чем с купленными рабами. Слуги за деньги – это наемные работники. Если так смотреть, то вся царская гвардия, например, это слуги за деньги. И есть еще слуги по слову. Со слугами за деньги и по слову обращаются как со свободными. Фактически, как с младшими родственниками. Их не унижают, все наказания – как для свободных. Слугу за деньги или по слову нельзя кастрировать без повода, как раба или слугу за долги. Должен быть очень веский повод – как и со свободным. Слуга по слову или за деньги может жениться, ему достаточно только принципиального разрешения хозяина, а конкретную персону он выбирает сам. Когда вождь обещал жену для раба, он имел в виду рабыню. А слуга по слову может жениться на свободной девушке. Наконец, у него могут быть свои деньги, и хозяин не вправе их отнять.

– Да ты теперь, получается, настоящий индеец!

– Ну… Скорее приравненный в правах, – уточнил Гай. – Все равно мы для них чужаки. Но определенно хорошие чужаки.

Вот же зануды эти адвокаты.

Пир получился очень веселым. Индейцы хохотали и плакали на радостях, танцевали и пели. Нас старались угостить самым лучшим. Никто не боялся, что бандиты придут мстить в деревню. Макс сказал, что теперь они будут охотиться за нашими головами, а про индейцев забудут надолго. Да и побоятся они лезть на рожон – в деревню, где осталось немало трофейного оружия.

Четверых живых пленных индейцы действительно зарезали. Хотели казнить как положено, но мы возмутились. Попросили быстрой смерти. Поскольку мы были определенно хорошие чужаки, индейцы проявили уважение к нашим чувствам. Тан прочитал над пленными нужные слова, после чего вождь и трое лучших охотников деревни попросту закололи бандитов.

Гай выпил самое малое два кувшина индейского кумыса. Кумыс по крепости чуть-чуть превосходил пиво, но кувшины были что надо, литра по два. Гай уснул прямо на столе. Вождь позвал четырех молодых, велел отнести Гая в дом, в комнату для хороших слуг. Гая положили на толстый тюфяк из сена и накрыли лоскутным индейским одеялом. Во сне он посапывал и улыбался.

На всякий случай мы задержались в деревне на сутки. Бандиты не появились. Тогда мы на рассвете погрузились в большой пикап и поехали домой.

Рыжую землянку мы забрали с собой.

– Меня зовут Дженни. Джейн Ивер. Я родилась на Калопе, мне двадцать девять лет. Я гражданка, только у меня отобрали чип.

Она была красивой. Очень. Высокая, тонкая, с прозрачной бело-розовой кожей и копной рыжих волос. С зелеными глазами и маленьким ярким ртом. В тонких пальцах она держала чашку с индейским чаем и рассказывала. Руки у нее дрожали.

– Спасибо вам. Спасибо. Господи… – она закрыла глаза. – Поверить не могу. Боюсь, что это сон. Мне часто снилось, что я убегаю. А потом я просыпалась и видела эти столбы, на которых умирали женщины. Нет, мне Белка пообещал, что не станет мучить. Просто застрелит. По-своему он любил меня. Жалел. Ни с кем не делился.

Белка. Так звали главаря бандитов. Дженни была его наложницей целый год.

– Я уволилась с работы, поссорилась с начальницей. Было немного денег, захотелось отдохнуть. Поехала на курорт. Там же, в нашем штате. Познакомилась с парнем. Он был такой… такой правильный. Кругом одни балбесы, тряпки, а этот правильный, надежный. Верующий. Правда, не христианин, но я всегда гордилась своей терпимостью. Я вообще не поняла, какой он веры. Какой-то своей. Он говорил, я должна сначала доказать, что достойна, тогда он расскажет мне об этой вере. Потому что все спастись не могут. Рай – только для достойных. Я ему верила. Старалась заслужить уважение. Наверное… Наверное, была влюблена. Не знаю уже. Когда у нас случилась первая ночь, он наутро отругал меня за распущенность. Представляете, мне это понравилось. Мне казалось, это настоящее, от сердца, от души. Потом он предложил выйти за него замуж. Я согласилась. Он сказал, его семья живет далеко, я ответила – да хоть на краю света. Он не стал брать билеты на лайнер, сказал, что транспортными линиями правит зло. Его знакомый был там проездом и взял нас на свой корабль. Мы занимались любовью и молились. Три недели. Пересели на другой корабль. Я даже не знала, где мы. Да, я дура. Я ему верила. Потом корабль сел, мы сошли с трапа, и я увидела жутких людей. Одни мужчины. Мой жених потрепал меня по щеке и сказал: ну что, милая, вот такая у меня семья, теперь докажи, что ты меня любишь, мои близкие соскучились по женщинам, порадуй их. Я хотела уехать. А мне сказали – дура, это Саттанг. Отсюда не ходят рейсовые лайнеры. Забудь. Пришел Белка. Мой жених стоял рядом и смеялся, когда Белка насиловал меня. Я все поняла, но поздно. Потом он улетел. А я осталась. Белка решил, что я буду его женщиной.