Роберт Хайнлайн - Весь Хайнлайн. Чужак в стране чужой

— Милый ты мой Майк, — Джилл коснулась его щеки. — И совершенно правильно. То, что ты придумал, было гораздо лучше. Эти люди никогда не забудут случившегося, а в этом городке никого больше не арестуют за «оголение в общественном месте» — можно смело дать гарантию лет на пятьдесят. Поговорим лучше о другом. Мне очень жаль, что наш номер провалился. Ты же видел, сколько я билась над этой текстовкой — и так пробовала, и этак, но ведь я-то тоже не шоумен.

— Нет, Джилл, это все я виноват. Правильно Тим говорит — не грокаю я лохов. Но поработать с карнавальщиками было очень полезно… Я грокаю, что теперь я грокаю лохов немного лучше, чем раньше.

— Не нужно называть их лохами — это карнавальщики так говорят, а мы уже не карнавальщики. Люди они, просто люди, а никакие не «лохи».

— Мне грокается, что они все-таки лохи.

— Да, милый, да, конечно, но так говорить невежливо.

— Я запомню.

— Ты уже решил, куда мы дальше?

— Нет. Когда время придет, я буду знать.

И верно, Майкл всегда знал. Со времени своего резкого, неожиданного перехода от послушания всем и вся к доминантности он день ото дня прибавлял в силе и уверенности. Робкий мальчик, которому было не под силу удержать на весу пепельницу и пресс-папье, повзрослел, окреп и теперь с легкостью поднимал в воздух далеко не субтильную девушку, занимаясь одновременно прочими делами. Создавалось впечатление, что его силы вообще безграничны. Вспомнить хотя бы тот случай, когда пустырь, любезно предоставленный горожанами карнавалу, раскис после дождя в болото, и в этом болоте увяз грузовик; двадцать мужиков его вытаскивали — и не смогли, а затем подошел Майкл, уперся плечом, и застрявшее заднее колесо мгновенно выдернулось из грязи. Майкл, конечно же, сделал вид, что имеет к тому самое малое отношение, так что никто ничего даже и не заподозрил.

А еще Джилл вспомнила, как он наконец прогрокал, что в неодушевленные предметы — в отличие от живых существ — можно «исчезать» безо всякой в них «неправильности». То, прежнее ограничение предназначалось только для детенышей, взрослый мог поступать по своему собственному гроканью (например раздеть шерифа и судью или Джилл). Интересно, чего еще можно от него ждать? Как бы там ни было, беспокоиться особенно не о чем, Майк — человек умный и добрый.

— Майк, а вот было бы здорово, если бы здесь, в этой ванне, с нами были и Доркас, и Энн, и Мириам. Ну и, конечно, папа Джубал, и ребята, и… ну, вообще, вся семья!

— Ванны не хватит.

— Ничего, в тесноте, да не в обиде. А когда мы снова их навестим?

— Грокаю, что скоро.

— «Скоро» — по-марсиански? Или по-земному? Ладно, милый, это будет, когда ожидание окончится. К слову сказать, скоро — по-земному «скоро» — здесь будет тетушка Пэтти. Ты меня помоешь?

Джилл встала, кусок мыла вылетел из мыльницы, быстро прошелся по всему ее телу и вернулся на место; еще секунда и мыльная пленка вскипела пеной.

— Ой, ты что, щекотно же!

— Ополоснуть тебя?

— Не надо, лучше окунусь.

Джилл присела на корточки, поплескала на себя водой и снова встала.

— Ну вот, как раз вовремя.

Послышался стук в дверь, а затем — знакомый голос:

— Ребята? Вы как там, в приличном виде?

— Сейчас, Пэт! — крикнула Джилл, вылезая из ванны и тут же обернулась к Майклу:

— Подсуши меня, пожалуйста.

Через мгновение даже ее ноги не оставляли на полу мокрых отпечатков.

— Милый, ты только не забудь одеться. Пэтти у нас — леди, не то что я.

— Я не забуду.

Джилл торопливо набросила халат и бросилась в гостиную.

— Заходи, заходи. Мы тут купались, Майк сейчас оденется и выйдет. Сейчас я налью тебе первую, а вторую примешь прямо в ванной. В большой посудине, до краев наполненной горячей водой.

— Да, перед таким соблазном не устоишь — хотя я успела за это время не только Сосисочке сказку на ночь рассказать, но и под душем ополоснуться. Только ты, Джилл, не подумай, я к вам не из-за ванны пришла, у меня просто сердце кровью обливается, что Тим вас прогнал.

— Да нет, все он правильно сделал, — откликнулась Джилл, возившаяся со стаканами и бутылками. — Номер у нас не слишком, дорабатывать надо. Но мы постараемся не терять вас из виду.

— И очень даже хороший номер. Добавить в него пару хохм, чтобы смеялись и… Привет, Смитти!

Она протянула Майклу обтянутую перчаткой руку. За пределами карнавала миссис Пайвонская неизменно надевала перчатки, плотные чулки и платье с глухим воротом, превращаясь таким образом в респектабельную вдову средних лет, бдительно следящую за своей фигурой — то есть, фактически, в самое себя.

— Я вот как раз убеждала Джилл, что у вас осень хороший номер.

— Не надо, Пэт, — улыбнулся Майкл. — Дерьмо это, а не номер.

— Никакое он не дерьмо. Ну, конечно, можно бы его чуть оживить, вставить хохму-другую, а может — Джилл немного подраздеть. А что, Джилл, у тебя же отличная фигура.

— Не-а, — печально покачала головой Джилл. — Не поможет.

— А вот один мой знакомый фокусник одевал свою ассистентку в стиле веселых девяностых — тысяча восемьсот девяностых, значит. Воротник под подбородок, ноги спрятаны по самые щиколотки — а потом он лущил ее, как луковицу, все эти одежды исчезали, слой за слоем. Знаешь, как лохи балдели? Ты только не думай, я совсем не уговариваю тебя на какую-нибудь неприличность — в конце номера на этой ассистентке было надето примерно столько же, как на тебе сейчас.

— Да какие там неприличности, — улыбнулась Джилл. — Знаешь, Пэтти, если бы не легавые, я и вообще выступала бы совсем без ничего. Только они ведь прихлопнут номер — и с приветом.

— И что бы из этого вышло? Лохи к такому не приучены, они бы сами разнесли всю лавочку, не дожидаясь никаких легавых. Но если у тебя есть фигура — отчего бы не использовать ее на все сто? Вот скажем я — далеко бы я ушла, как татуированная женщина, если бы не заголила все, что только можно, можно — в смысле законов?

— Кстати, о раздевании, — заметил Майкл. — С тебя, Пэт, скоро пот начнет капать. Кондиционирование в этой ночлежке скисло, так что сейчас тут градусов девяносто. {68} 68 Что соответствует примерно тридцати двум градусам Цельсия.

На нем самом был легкий халат — в своей компании карнавальщики одевались достаточно непринужденно, да и вообще жара Майклу практически не досаждала, чуть-чуть подрегулировать обмен веществ, и все в порядке. Но вот гостья их привыкла выступать почти обнаженной и куталась в одежду только среди лохов, пряча от них свои татуировки.

— Между нами девушками — ты могла бы и снять с себя всю эту упаковку, зачем зря париться.

(Первая часть фразы представляла собой шутку, эмфатический оборот, подчеркивающий, что разговор ведется в тесном кругу знакомых. Согласно объяснению Джубала, оборот этот мог употребляться не только женщинами, но и мужчинами.)