Юрий Никитин - Alouette, little Alouette…

– Еще бы, – сказал Максим саркастически, – вот что тебя прельстило, гад ты полосатый.

– Почему полосатый, – обиделся Френсис. – Я что, зебра? Или бурундук?

Он покосился на весело скачущего по газону массивного боксера редкого тигрового окраса. Тот увидел их с Максимом, ринулся навстречу, но остановился в двух шагах и всмотрелся с ожиданием в круглых собачьих глазах.

Морда седая, как и уши, но собаки этой породы сохраняют игривость, прыгучесть и живость до последнего дня, а когда им первым сумели продлить жизнь почти вдвое, то сразу выяснилось, что собаки в двадцать лет гораздо умнее, чем они же в десять.

Френсис развел руками.

– Извини, дорогой, играть с тобой некогда. Вернись к хозяину вашей общей квартиры, пусть он бросает тебе мячик. А ты носи ему почаще, чтобы он размялся, а то земля под ним уже прогибается, как молодой лед.

Боксер развернулся и ринулся обратно, а Френсис пробормотал ему вдогонку:

– С ними уже почти решили. А если бы и не решили, мир бы не рухнул.

– На них опробовали один из вариантов, – уточнил Максим. – Да и то каждый раз обходится почти в миллион долларов. Думаешь, Томберг не продлил бы жизнь своей Самсике?.. Но откуда у нашего директора миллион долларов, хотя на его открытии кардоцилиса фармацевты заработали почти полтора триллиона только за первые пять лет…

– Не завидуй, – сказал Френсис, – без этих энергичных дельцов и мы бы сидели без денег. А так подбрасывают от щедрот на эксперименты. Ничего, мы, в отличие от них, знаем, что уже живем в сингулярности. Только даже мы почему-то ждем какую-то не такую… Но уже все ускорилось и продолжает ускоряться! Помню, мне так жаль было выбрасывать совершенно исправный мобильник, но как быть, когда появились более мощные и навороченные? Потом и от навороченных пришлось отказаться, когда пришли носимые… а теперь вот их тоже, не успев привыкнуть и даже налюбоваться, выбрасываем!.. Да, имплантаты рулят, круче их нет ничего, но это сегодня, а завтра придет катард, страшно подумать!

– Ничего не страшно, – сказал Максим независимо. – Катард – это круто!

– Тоже жду, – признался Френсис. – Иногда даже мерещится, тьфу-тьфу, что технический прогресс мог бы двигаться и побыстрее.

– Мне тоже, – признался Френсис, – просто дрожь пронимает. Но это мы готовы, а как другие?.. Многие и сейчас живут, как при Пипине Коротком.

Максим проводил взглядом хозяина боксера, толстого высокого и крепкого мужчину, о возрасте говорят только остатки седых волос вокруг лысины.

– Как думаешь, сколько ему?

Френсис тоже посмотрел вслед статной фигуре.

– От пятидесяти до ста. Одет хорошо, собака породистая. Наверняка провел курс реавилитации, а то и не один.

– Вот-вот, – сказал Максим. – Сейчас уже и самые ленивые начинают избавляться от последних своих болезней… если, конечно, финансы позволяют. Тем самым тоже войдут в число тех, кто перешагнет столетний рубеж.

– Слышу в твоем голосе тревогу, – сказал Френсис.

– А тебе не тревожно? – спросил Максим. – Пока нет даже теоретических догадок, как хотя бы замедлить катастрофическое старение головного мозга с возрастом. Вот-вот получим по всему миру то, что уже получаем вот так, в ограниченных пока масштабах.

– Что?

Максим сказал с досадой:

– А ты посмотри вокруг. Стремительно растет число этих здоровых и краснощеких столетних, у которых прекрасное сердце и крепкие ноги. Но они уже идиоты! Мозг, ты же помнишь с уроков в школе, после пятидесяти лет начинает довольно быстро терять массу…

Френсис сказал беспечно:

– Ха, подумаешь! Не только массу, теряет самые важные отделы, что заведуют логикой и научным, говоря проще, мышлением. Но не трогает самые важные, по мнению организма, отделы мозга, что отвечают за пищеварение, терморегулирование и двигательные функции. И вот если сейчас этих столетних идиотов с румянцем во всю щеку еще не так уж много, то со временем их будут массы. В сто двадцать лет… я даже не представляю, что это будет!

– Раньше эти долгожители сидели в пансионатах, – заметил Максим, – где их никто не видел. И родственники не показывали этих развалин людям… Но теперь они, здоровые и крепкие, выходят на улицы, имея в черепе мозг чуть больше, чем у крысы… Это что там за дурацкую рожу громоздят над дорогой?

– Завтра первое апреля, – напомнил Френсис. – Всемирный день дурака. Весь народ ликует, понимая, что это его день. Работать никто не любит, кроме гиков вроде нас, а вот дурака валять…

Максим поморщился.

– Не люблю первое апреля. Да что там не люблю, просто ненавижу! Вся эта тупая толпа, что читает гороскопы и Нострадамуса, в этот день начинает натужно острить: так положено, так принято, так указано… Вообще не люблю, когда мне указывают, а тут вообще предписывают в этот день именно острить и прикалываться!

Френсис улыбнулся.

– Ты чего такой злой? Толпа есть толпа. Ей нужны указатели. Стрельцам в этот день везет, Козерогам в следующий, а Обезьянам с Раками со среды по пятницу… Простому человеку нужны хэллоуины, первое апреля, Восьмое марта, День армии, Рождество, дни рождения, еще какая-нибудь хрень, ибо простейшему необходима указывающая длань вождя, как бы он ни назывался: обычаями, религией, уставом партии, модой, верой…

– Все равно противно, – сказал Максим. – Слишком много в сингулярность пройдет тех, у кого деньги.

Френсис покачал головой.

– Эти гороскопщики точно не пролезут. У них денег нет и не будет. А те, у кого есть, гороскопы не читают. Они их составляют… Думаешь, твой банкир верит во что-то, кроме своей деловой хватки?.. Три ха-ха. А с точки зрения эволюции он один из лучших представителей вида хомо: силен, инициативен, креативен, сумел взобраться на вершину пирамиды, обойдя сотни миллионов других карабкателей… Что, не хочется оказаться в сингулярности вместе с таким тестем?

Максим сказал в сердцах:

– Да пошел ты.

– Он будет там, – сказал Френсис уверенно, – как и сильнейшие в спорте, музыке, литературе, агрономии, астрономии, менеджменте… А не войдут плохие инженеры, плохие менеджеры, все слабые, тупые и никчемные, которым и сейчас хорошо, дай им только больше денег, долгую жизнь без болезней и телевизоры во всю стену… Ладно, встретимся завтра!

Они хлопнули друг друга по рукам, жест из пещерного времени, уж сингуляры точно не будут обмениваться рукопожатиями ни при встречах, ни при прощаниях, улыбнулся и, остановив кабриолет с автоводителем, лихо прыгнул через борт сразу на сиденье.

Максим ускорил шаг и через десять минут подошел к подъезду своего дома. Неожиданно и непрошено всплыло в памяти очень серьезное лицо Аллуэтты с вопрошающими глазами, стиснул челюсти и сказал себе твердо, что стремительно идем, даже бежим, в ослепительное будущее с новыми возможностями, потому сексуальные удовольствия пора прекращать получать только тем единственным способом, что доступен, скажем, крысам. Человек стремительно удаляется от животного… хотя пока еще животное.