Юрий Никитин - Alouette, little Alouette…

Корреспондент передернул плечами и сказал бледно:

– Даже у меня мороз по коже…

– В зрелом возрасте, – сказал Максим, – люди еще остаются активными сторонниками трансгуманизма и приближателями сингулярности.

Корреспондент спросил настороженно:

– И что происходит?

Максим развел руками.

– С самим человеком ничего. Если под ним иметь в виду ту интеллектуальную личность, что сформировалась к этому времени. Однако могучий инстинкт, по мнению которого человек уже развился, отхватил ареал обитания и расширил, а также наплодил потомство и даже воспитал, говорит с похвалой, что теперь вот можно спокойно угаснуть, уступив ареал обитания потомству. А он, инстинкт, настолько силен, что и наш могучий все еще мозг, не утративший интеллектуальной мощи… говорит, что все путем, все норм, все люди до меня умерли, ничего страшного, да и вообще ничего страшного в смерти нет, просто тебя не будет, и ты не будешь знать, что тебя нет…

– Бр-р-р-р! Так и говорит?

Максим невесело усмехнулся.

– Инстинкт говорит ощущениями, языка у него нет. Он слишком древний, но, увы, могучий. И правит всем. А мои нынешние ощущения говорят, что выступать против смерти глупо и недостойно. Хотя умом понимаю, что это неверно, и могу привести миллионы доводов, почему люди не должны умирать. Однако среди этих доводов теперь нет самого главного, самого важного…

– Какого?

Максим внимательно посмотрел на замершего в ожидании откровений корреспондента и настороженного оператора.

– Желания жить, – ответил он.

– Ох, простите…

– Ничего, – ответил Максим. – На самом деле самый главный довод у всех трансгуманистов – это – жить хочется!.. То есть инстинктивное желание молодого и развивающегося организма. А все доводы в пользу вечной жизни и бессмертия – это обслуживание этого инстинкта.

– А с возрастом инстинкт начинает говорить иное, – переспросил корреспондент, – и доводы начинают подбираться другие?

– Совершенно верно.

– Гм…

– И можно решить неверно, – сказал Максим с грустной улыбкой. – Дело в том, что с возрастом человек действительно становится умнее и опытнее, так как в нем есть опыт и знания всех его предыдущих личинок. Однако уверенность в своей непогрешимости может сыграть и дурную службу. Именно в этом случае, если начнешь поддаваться мощному давлению и влиянию древнего инстинкта. Потому это чуть ли не единственный случай, когда правы именно молодые!

Корреспондент повернулся к Аллуэтте:

– Простите… я видел ваше фото на обложках журналов… Вы ведь Аллуэтта Фирестоун?

Аллуэтта ощутила себя на перекрестье взглядов. Особенно тяжелый у Максима, какой-то просто обрекающий.

– Она самая, – ответила она.

– И… почему вы здесь? – спросил корреспондент жадно.

– Никакой сенсации, – отрезала она. – Это же так естественно!.. Бизнес обязан не просто помогать науке и высоким технологиям, он просто… всем обязан науке!.. Никто не заберет с собой миллиарды долларов, когда придет некто в черном и с косой в руках. Но если помочь медикам ускорить их работу, то отдавшие им свои миллиарды магнаты смогут получить средство остаться живыми! А разве не важнее остаться живым, пусть и без денег, чем мертвым миллиардером?

Некий жар в груди заставил повысить голос, она произнесла с жаром:

– Я, знаете ли… выбираю жизнь!..

Корреспондент возразил:

– Жизнь выбирают все!

Она повела рукой, охватывая половину лаборатории.

– Они все равно откроют способ вечной жизни, даже если им не помогать. Наука не стоит на месте, лет через сто, а то и двести откроют! Знаю, многие надеются, что успеют дожить до эпохи бессмертия как бы за чужой счет… но такое может не получиться. Слишком много трудностей даже не в самой науке. Любой финансовый или экономический кризис замедляет, а то и вовсе на время останавливает исследования. Сейчас все страшатся только преждевременной смерти… как будто любая смерть – не преждевременная!

Корреспондент повернулся в сторону и прокричал в пространство, что передачу вел он, Денис Евстигнеев, тот самый, который самый лучший, а интервью ему дала непревзойденная Аллуэтта Фирестоун, что добровольно ушла на фронт науки и, жертвуя всем, ускоряет наступление вечной жизни.

Когда смишники ушли, Аллуэтта даже испугалась, когда все ринулись к ней, начали поздравлять, тормошить, Анечка обняла, так расчувствовалась. Только Максим остался на месте, но она чувствовала его взгляд, что-то изменилось, не поняла, но вроде бы – тьфу-тьфу! – не к худу.

Анечка, оставив Аллуэтту, сама приготовила кофе с булочками и принесла на общий стол, подчеркнув роль Аллуэтты как героини дня.

Аллуэтта едва ли не впервые в жизни засмущалась, ощутила, что краснеет, странное и необычное ощущение. Последний раз это было в младших классах школы, а потом она привыкла, что она – само совершенство, и ей все дозволено.

Френсис сказал ей с одобрением:

– Ты очень хорошо сказала, поддержав нашего босса… А он, оказывается, дипломат!..

Она посмотрела на него с недоверием.

– Шутишь?

Он усмехнулся.

– Правда-правда. Я, правда, не понимаю, где лично ты соврала и в самом ли деле так думаешь, но смишнику ответила правильно. А босс повернул так, что и старшее поколение будет довольно. Дескать, наукой признано, что старшие всегда правы!.. А возражает им этот молодой ученый только в том, что хочет видеть их вечно живущими и здоровыми. Это приятно… Такого, подумают те тузы, надо будет поддержать, если подвернется случай.

– Ну, – сказала она в затруднении, – да, наверное… но вряд ли Максим Максимович продумывал какой-то хитрый ход.

– Почему? Он у нас хитрый.

– Это ты хитрый, – сказала она обвиняющим тоном. – А он мудрый!

Евген опоздал на работу почти на два часа, явился растрепанный, злой и растерянный, долго отдыхивался еще в дверях. Все бросились навстречу, Аллуэтта тут же начала готовить кофе, Анечка сказала, что она дура, тут нужно успокоительное, а кофе успокаивает слабо…

Отдышавшись, Евген рассказал просто удивительное: в квартире перегорел подающий кабель, совсем уж редкостное ЧП, и все комнаты, даже туалет и ванная, погрузились во тьму.

Он только-только пробрался, чертыхаясь, в коридор, чтобы разобраться, почему не включился аварийный аккумулятор, как входная дверь с треском вылетела, отшвырнув его и едва не расплескав по стене, как медузу.

В квартиру ворвались пятеро закованных в нейтридную сталь и вооруженных до зубов супернатренированных парней из Отряда по борьбе с терроризмом.

Темнота их не смутила, видят и без помощи приборов, моментально все обшарили, проверили, просветили, взяли анализы со стен и даже с потолка, мгновенно получили результаты, а уже затем позволили встать с пола и долго расспрашивали, что именно спрятал такое, что пока не удалось найти, но все равно найдем, так что за добровольно-принудительное признание полагается сокращение пожизненного срока…