Любовь и свобода

- Уймись, малявка, - сказал Тич. – Давайте грузите этих. Полезного чего нашли?

- Нашли, но мало, - сказал кто-то ещё – кажется, тот, кто поднял Лимона и снял с него мешок. – Четыре ствола, но патронов всего ничего… ну и жратвы чуток. А так… мелочь.

- Откуда они?

- Да из города, откуда ещё. На охоту пошли…

- Ну да, а кабаны шустрее оказались, ха. Не спрашивал, этих пандейцев не видели случаем?

- Спрашивал. Видели. И даже отогнали.

- Ну!..

- Вроде как тот пацан, что утёк, гранату успел бросить. Никого не зацепил, но спугнул.

- Интересный пацан. Надо бы его добыть всё-таки. Может, пригодится.

- Добудем, Тич. Куда он денется? Жрать захочет – придёт…

Тем временем Лимона ухватили под мышки и за ноги, подтащили к прицепу со стороны откинутого борта – и, качнув, бросили на обитый жестью настил. Он прокатился мордой по скользкому, забрыкался, повернулся на бок, даже попытался сесть. Верёвки дико впились в кожу. Трое живых, подумал он. А Шило, похоже, ушёл. Это хорошо…

Он пытался проморгаться, но становилось только хуже.

- Эй, - сказал кто-то рядом. – У парня руки уже почернели. Хрена ли так затягивать?

- Учи, падла, - и звук удара. – Хе, действительно. Кто так вяжет, овцелюбы? Ну-ка дай-ка сюда…

Лимона снова сунули мордой в скользкую вонючую жесть, но верёвки вдруг лопнули – и на локтях, и на коленях. Потом руки вообще упали по обе стороны от туловища – чужие и неживые. И ноги разъехались… Лимона рывком перевернули, посадили спиной к борту. Сам он мог только крутить головой. Сильные руки пропустили толстую верёвку у него под мышками, вокруг груди – и, похоже, закрепили где-то сзади.

- Ну, парень, молись, чтобы ничего у тебя не отвалилось, - сказал всё тот голос.

Потом борт захлопнули, мотор взревел – в прицепе тут же завоняло соляркой – и трактор неторопливо покатил куда-то.

- Ты шевели руками, шевели, - сказал кто-то рядом.

- Я не могу, - сказал Лимон. – Я их не чувствую. Вы можете протереть мне глаза?

- Нечем.

- Просто рукой.

- Не стоит. Всё грязное. Тут не на что смотреть.

- Ребята, кто со мной? Гас? Илли?

- Илли зарезали, - сказал издали кто-то хрипло.

- Ты кто? Не могу узнать.

- Я Зее.

- А Гас? Шило?

- Гас без сознания. А Шило сбежал. Сначала уснул, потом сбежал…

- Это он дежурил?

- Да.

И тут руки Лимона начали как будто оттаивать. Он знал, что будет больно, но не думал, что настолько…

Когда их выгружали, он уже мог стоять, но ещё не мог хвататься руками – пальцы были чужими.

Здесь, куда их привезли, раньше держали какую-то фермерскую технику. Об этом говорили широкие и высокие ворота сарая, характерный запах копоти и смазки, сваленные в углу грубые колёсные диски без шин… Прочее железо предусмотрительно прибрали. Под стенами кое-где была набросана солома, прикрытая каким-то тряпьём. Сильно избитых уложили туда, остальные расположились как попало.

Гас в сознание не приходил. Он тяжело дышал открытым ртом, губы запеклись, в уголках насохла жёлтая пена.

Всего в сарае было сейчас девятнадцать человек, из них один взрослый. Тоже сильно избитый, с бесформенным носом и синяками вокруг обоих глаз, он пребывал хотя бы в сознании. Впрочем, толку от этого было ноль: парень пристально смотрел перед собой и судорожно качался взад-вперёд, взад-вперёд.

Зее чистым платочком прочистила Лимону глаза от гноя; глаза продолжали слезиться, но уже можно было что-то видеть. Тут же кто-то посоветовал в глаза поплевать, а кто-то – полить мочой; мол, верный метод; Лимон подумал и отказался. В «Спутнике разведчика» про глаза почему-то ничего не говорилось – разве что о том, как вести себя ночью: никогда не смотреть в костёр и на фонари, а если хочешь что-то увидеть в темноте – то направлять взгляд в сторону от цели…

Ночные события они с Зее больше не обсуждали. Наверное, потому что наслушались чужих историй, пока ехали. Было до обидного одинаково: подкрадывались, чем попало били сонных, связывали, издевались… Это была облава, облава организованная, управляемая, имеющая цель. Разве что пандейская разведгруппа чуть было не испортила деревенским всю масть… но не испортила – как-то они просочились, не столкнулись; а жаль.

Больше половины из тех, кто сидел сейчас в сарае, были с Лимоном и Зее в лагере, а остальные собирались туда приехать – но как назло почему-то ни одного знакомого лица среди них не оказалось; город, совсем ведь небольшой, теперь, после смерти, будто всё открывал и открывал новые кармашки, складочки, закоулки. Кто раньше слышал про Горное училище? Оказалось, было в Шахтах и такое. Маленькое, на тридцать человек всего… И была ещё какая-то Арифметическая школа, тоже маленькая – но, что характерно, в Военном городке, где Лимон, как он думал, знал каждый миллиметр пространства.

Двое из Горного сидели тут уже третий день и теперь распоряжались на правах старожилов. Одного звали Радку Леф, второго – Динуат Яррик. И тут город снова стал маленьким, потому что вдруг выяснилось, что Дину – ближайший друг Пороха, только из Шахт. Семьи Пороха и Дину плотно и радостно дружили: когда-то их отцы в один день женились на подружках-неразлучницах… Радку и Дину попались деревенским ещё до облавы, они пытались украсть овцу из стада. На них спустили собак, и просто чудо, что обошлось без увечий. Радку досталось сильнее, на левую ногу он старался не наступать; Дину уже оправился. Прозвище у него было «Сынсын», что на горском языке означало «молоток», «кот», «кобель», «чирий» - и много что ещё. У горцев полно таких слов, которые имеют множество значений. Как «джакч», например. Попробуйте назвать все значения слова «джакч». Тоже, кстати, слово-то горское… Вернее, горцы говорят «чакч», но они и наши многие слова коверкают на свой лад. Не Саракш, а Саракч. Не Мировой Свет, а Яр-Чакч. А ещё чакчем они называют горный лук – который, когда цветёт, выбрасывает стебли толщиной в руку и с фиолетовой глянцевой шишкой на конце.

Понятно теперь, отчего горцы немногословны?

Окон не было; подкопаться под стену сквозь цементный пол… нет, Лимон не строил иллюзий. Отдушины между крышей и стенами? – ну, очень высоко. И они очень узкие. Пару раз через эти отдушины пробирались внутрь любопытные вороны – и видно было, что пролезают они с трудом. В общем, Лимон решил не разбрасываться силами. «Спутник разведчика» рекомендовал в подобных ситуациях ждать, когда куда-нибудь повезут или поведут: тогда шансы на успех побега резко возрастали.

Часа через два приволокли еду: большую кастрюлю мелкой варёной в мундирах картошки, миску мутного рапсового масла, серую соль, хлеб. Вместо вилок-ложек дали что-то вроде кидонских палочек для еды. Оказалось вполне приемлемо: натыкаешь на палочку картофелину, обмакиваешь в масло, посыпаешь солью, дуешь, чтобы не обварить язык… Запивали это жидким овсяным киселём из жестяных кружек.