Пол Мелкоу - Дети сингулярности

Когда в голову лезут такие мысли, я их прячу от остальных. Но Бола как-то странно на меня смотрит - неужели что-то почуял? Остается лишь улыбаться и надеяться, что он не преодолеет моих укреплений. Беру его за руку - сенсорные подушечки скользят друг о друга, смешивая мысли - и посылаю воспоминание: Мойра и Меда, совсем еще малышки, смеются, держась за руки. Им годика по три-четыре, значит, это еще в яслях, но уже после объединения в цепочку. У обеих золотисто-рыжие кудряшки, ужасно смешные. У Мойры ссадина на коленке, и улыбается она не так широко, как Меда. Там, в воспоминании, Меда тянется к Бола, Бола протягивает руку к Мануэлю, тот касается Кванты, а она берет за руку меня - и вот все мы разделяем восторг Меды, увидавшей в лесу белку, и досаду Мойры, которая упала и спугнула зверька. Здесь, в горах, в нашем согласии возникает пауза - все ловят воспоминание.

Мойра улыбается, но Меда напоминает строго:

- Стром, у нас много работы.

Да-да, я и сам знаю. Чувствую, как краска заливает лицо. Как разносится в воздухе мое смущение, не скрываемое даже плотной курткой. Простите.

Я посылаю слово руками, и мысль скользит по нашим пальцам.

Мы где-то в Скалистых горах. Учителя высадили нас из флаера на склоне возле леса и дали задание прожить здесь пять дней. Больше нам не сказали ничего. Все наше снаряжение - это то, что мы успели собрать за отпущенные полчаса.

Семь недель наш класс осваивал науку выживания в различных условиях: в пустыне, в лесу, в джунглях… Само собой, в космосе мы вряд ли столкнемся с чем-то подобным. Там вообще не будет ничего, кроме убийственного вакуума. Зато теперь мы научились выживать.

В самом начале курса, еще на первом уроке, учитель Тесей (их было двое - простейшая форма цепочки) встал перед нами и пролаял инструкции короткими, будто автоматные очереди, фразами.

- Вас учат думать! - отчеканил Тесей слева.

- Вас учат действовать в незнакомой обстановке, в экстремальных условиях! - продолжал Тесей справа.

- Вы не знаете, с чем вам придется столкнуться!

- Вы не знаете, что поможет вам выжить и что убьет вас! Потом были две недели обучения в классе, а после этого неделю

за неделей нас возили по самым разнообразным территориям и тренировали. Но Тесей всегда был рядом. И вот настала последняя неделя курса, и на склоне горы мы стояли одни.

- Аполлон Пападопулос! Выживание при минусовой температуре! Двадцать килограммов на каждое звено! Время пошло! - выкрикнул один из Тесеев, материализовавшись на пороге нашей комнаты.

Нам повезло: в шкафу нашлась теплая одежда и непродуваемая палатка. А вот в распоряжении Хагара Джулиана, например, оказались лишь легкие брезентовые плащи. Несладко им придется…

Двадцать килограммов на человека - не так уж много. Я тащу на себе шестьдесят, остальной вес поделен между другими звеньями цепочки. Пока летим во флаере, замечаем, что Хагар Джулиан и Эллиот О'Тул распределили груз поровну: наверное, стараются беречь свои сильные звенья.

Стром! - вновь окликает Меда. Я отдергиваю руки от Мануэля и Кванты, но они все же улавливают запах моего смущения. Я не могу остановить выдающие мою досаду феромоны, и они плывут в морозном воздухе. Я снова занимаю свое место в цепочке, стараясь быть гармоничной частью целого, и пытаюсь сосредоточиться.

Химиомысли текут по кругу из ладони в ладонь, по часовой стрелке и против: предложения, возражения, размышления… Некоторые мысли помечены авторами, и тогда сразу ясно, что это Бола заметил понижение температуры и усилившийся ветер, а значит, прежде всего надо будет оборудовать укрытие и разжигать костер… Так рождается согласие.

Итак, до темноты нужно:

- поставить палатку;

- развести костер;

- поужинать;

- выкопать отхожее место.

Список дел скользит по цепочке. Мы приходим к согласию по одному вопросу за другим - иногда быстрее, чем я успеваю эти вопросы осознать. Я по мере сил, конечно, тоже вношу свою лепту. Но я доверяю своей цепочке. Ведь цепочка - это я.

Руки закоченели - чтобы думать, перчатки пришлось снять. На этом морозе наши эмоции - как вспышки молний, хотя порой ветер уносит их прочь, раньше чем успеваешь что-то почувствовать. С перчатками на руках, в закрывающих шейные железы капюшонах думать очень тяжело. Это все равно что работать в одиночку: каждый выполняет свое задание, и лишь потом, сняв перчатки, мы вновь соединяемся для торопливого согласия.

- Стром, принеси дров для костра, - напоминает Мойра.

Я сильный, мое дело - быть там, где требуются крепкие мышцы и широкие плечи.

Шаг в сторону - и я отрезан от остальных: ни касаний, ни запахов… Мы учились этому - быть порознь. Мы и родились поодиночке, хотя все детство, от первой до четвертой ступени, мечтали быть единым целым. И вот мы снова учимся одиночеству. Это всего лишь навык, как читать и писать.

Я оглядываюсь на остальных: Кванта трогает Мойру за руку, передавая ей какую-то мысль. Ревность - вот имя моему страху. Впрочем, если цепочка примет важное решение, я все равно узнаю об этом, когда вернусь. А пока придется действовать в одиночку.

Для лагеря мы выбрали почти плоский пятачок земли в окружении редких, сгорбленных от ветра сосен. Горный склон здесь образует пологую ложбинку - укрытие от снега и ветров. Неглубокий овраг обрывается крутым откосом, под которым лежит широкая каменистая долина, укрытая слоем снега - наш флаер пролетал над ней перед посадкой. Выше по склону - отвесная стена, увенчанная ледяной шапкой. Отсюда вершины не видно: до нее много сотен метров. И во все стороны тянутся цепочки островерхих пиков. В белых склонах отражается закатное солнце, с востока клубятся облака.

Снег неглубокий, можно без труда добраться до каменистой земли. Деревья защитят нас от ветра, а заодно послужат опорами для палатки - во всяком случае, мы на это рассчитываем. Вдоль цепочки сосенок я спускаюсь чуть ниже по склону.

Топора у нас нет, так что придется собирать поваленные стволы и сучья. Правда, это не самое лучшее топливо - хороший костер из гнилого дерева не разведешь. Я откладываю эту мысль на потом, до ближайшего согласия.

Наконец я нахожу раздвоенный сосновый сук в руку толщиной, липкий от смолы. Тащу его обратно к лагерю, размышляя о том, будет ли он гореть. Только теперь до меня доходит: за дровами надо было отправляться вверх по склону, чтобы потом легче было тащить их к лагерю. Теперь это очевидно - да и раньше было бы очевидно, если бы я догадался обратиться за согласием.

Я бросаю сук на расчищенной площадке и принимаюсь устраивать очаг. Укладываю полукругом булыжники, открытым концом к ветру - чтобы была тяга. Те камни, что лежат по бокам, можно будет использовать для готовки.