Вероника Рот - Инсургент

Редактура:Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль

— О, да. Ты похожа на дурочку, бренчащую на банджо, — заявляет Кристина.

— Правда?

— Нет. Вовсе нет. Просто… Дай я кое-что поправлю, ладно?

Она роется в сумке в течение нескольких секунд и достает коробочку. В ней лежат разные по размерам трубочки и контейнеры, в которых я распознаю косметику, но не знаю, что с ними делать.

Мы находимся в доме моих родителей. Это единственное место, куда я могу пойти, чтобы подготовиться. Кристина ничего не говорит о том, что она обнаружила — два учебника, спрятанных между шкафом и стеной, которые говорят о склонности Калеба к Эрудиции.

— Позволь мне спросить прямо. Ты оставила группу Бесстрашных, чтобы подготовиться к войне… и взяла с собой сумку с косметикой?

— Да. Я думаю, что тем, кто захочет меня застрелить, будет труднее, если они увидят, какая я убийственно-привлекательная, — отвечает она, выгнув бровь. — Держи голову вот так.

Она откручивает крышку у черной трубки размером с один из моих пальцев, показывая красную палку. Губная помада, это очевидно. Она прикасается к моему рту и проводит по нему, пока мои губы не покрываются цветом. Я вижу это, когда она убирает ее в сумку.

— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе о таком чуде, как выщипывание бровей? — спрашивает она, держа пинцет.

— Убери это от меня.

— Прекрасно, — вздыхает она. — Я бы добавила румян, но не уверена, что этот цвет тебе подходит.

— Шокирующее открытие, если учесть, как похожи тона нашей кожи.

Кристина хихикает.

Мы готовы; у меня красные губы и накрашенные ресницы, и я одета в ярко-красное платье. А еще нож, привязанный к внутренней части бедра. В этом должен быть смысл.

— Где же Маркус, Разрушитель Жизней, должен с нами встретиться? — спрашивает Кристина. Она одета в Дружелюбное желтое, а не красное, и на ее коже оно буквально светится.

Я смеюсь.

— За штабом Отречения.

Ночь. Мы идем по тротуару. Все остальные должны быть на ужине, я в этом уверена, но на случай незапланированной встречи мы одеты в черные куртки, скрывающие большую часть нашей одежды. По привычке перепрыгиваю трещину в цементе.

— Куда вы обе идете? — раздается голос Питера. Я смотрю через плечо. Он стоит на тротуаре позади нас. Интересно, как долго он там?

— Почему ты не ужинаешь со своей группой нападения? — интересуюсь я.

— Я не иду, — он стучит по руке, которую я подстрелила. — Ранен.

— Да ты что! — восклицает Кристина.

— Ну, я не хочу идти в бой с кучей Афракционеров, — признается он, его зеленые глаза сверкают. — Собираюсь остаться здесь.

— Как трус, — парирует Кристина, не скрывая отвращения. — Пусть остальные наведут для тебя порядок.

— Да! — отзывается он с ехидным видом и хлопает в ладоши. — Удачной смерти.

Насвистывая, пересекает улицу и идет в противоположную сторону.

— Ну, нам удалось его отвлечь, — замечает Кристина. — Он не повторил вопрос о том, куда мы идем.

— Да. Хорошо, — я прочищаю горло. — Но наш план все равно глупый. Ведь так?

— Он… не глупый.

— О, да ладно. Доверять Маркусу глупо. Пытаться пройти мимо Бесстрашных у забора глупо. Идти против Бесстрашных и Афракционеров глупо. Все это в совокупности составляет… различного рода неслыханные глупости прежде неведомые человеку.

— К сожалению, это лучший план, который у нас есть, — замечает она. — Если мы хотим обнародовать правду.

Я доверилась Кристине, когда думала, что умру, поэтому казалось глупым не доверять ей сейчас. Меня беспокоило, что она откажется, забыв, что Кристина пришла из Искренности, где стремление к истине является самым важным. Она может быть Бесстрашной, но есть кое-что, что я уяснила, пройдя через все это — мы никогда не забываем наши старые фракции.

— Это место, где ты выросла. Тебе здесь нравится? — она морщится. — Видимо, тебе многого не хватало, раз ты решила оставить свою фракцию.

Солнце склоняется к горизонту. Я никогда не любила вечерний свет, он делал весь сектор Отречения еще более одноцветным, но сейчас мне кажется, что серый успокаивает.

— Что-то мне нравилось, что-то я ненавидела, — признаюсь я. — А было кое-что, о чем я не знала, пока не потеряла.

Мы достигаем штаба Отречения, серое здание на цементной площади. Мне хочется войти в зал заседаний и вдохнуть запах старого дерева, но у нас нет времени. Мы идем в переулок рядом со штабом, туда, где нас должен ждать Маркус.

Видим синий пикап с включенным двигателем. Маркус сидит за рулем. Я позволяю Кристине идти передо мной, чтобы сесть в середине, даже помогая ему, не хочу сидеть рядом с ним. Чувствую ненависть к нему, работая с ним, я предаю Тобиаса.

«У тебя нет другого выбора, — говорю я себе. — Нет другого пути».

Думая об этом, я закрываю за собой дверь и ищу пряжку от ремня безопасности, но нахожу только потертый конец ремня и сломанную пряжку.

— Где вы отрыли эту развалюху? — спрашивает Кристина.

— Я украл его у Афракционеров. Они ремонтируют их. Было нелегко раздобыть его. Снимите куртки.

Я беру наши куртки и бросаю их в полуоткрытое окно. Маркус передвигает рычаг и поворачивает руль. Мне кажется, что машина останется на месте, когда он нажимает на педаль газа, но она движется.

Поездка от сектора Отречения до штаба Дружелюбных займет около часа и для нее требуется опытный водитель. Маркус поворачивает на одну из главных магистралей и резко бьет по тормозам. Мы наклоняемся вперед, едва избежав зияющей дыры на дороге. Я хватаюсь за приборную панель, чтобы успокоиться.

— Расслабься, Беатрис, — просит Маркус. — Я водил машину и прежде.

— Я тоже делала массу самых разных вещей, но это не значит, что я хороша в них!

Маркус улыбается и рывком уводит грузовик влево, так что мы едва не врезаемся в упавший светофор. Кристина вскрикивает, когда мы снова почти ударяемся в еще одно препятствие.

— Одна большая глупость, не так ли!? — говорит она, перекрикивая ветер.

Я вцепляюсь в сидение и стараюсь не думать о том, что съела на обед.

Когда мы подъезжаем к забору, то в свете фар видим Бесстрашных, блокирующих ворота. Их синие повязки выделяются на фоне остальной одежды. Я стараюсь сделать приятное лицо, с недовольной гримасой их не обмануть и не убедить в моей принадлежности к Дружелюбию.

Темнокожий мужчина с пистолетом в руке приближается к окну со стороны Маркуса. Он светит фонариком мужчине в лицо, затем переводит луч на Кристину, потом на меня. Я скашиваю глаза и заставляю себя улыбаться, несмотря на слепящий свет и оружие, направленное мне в голову.

Дружелюбные сохраняют нейтралитет. Или они съели слишком много того апатичного хлеба.

— Тогда скажите мне, — говорит охранник. — Что делает член Отречения в грузовике с двумя Дружелюбными?