Евгения Мелемина - Осколки под стеклом

Достижения в учебе не имели больше для Игорька смысла. Смысл имел только звук отпираемой двери, потому что следом появлялась каша, и, пожалуй, колыбельная Сестер Жизни под окнами, потому что после можно было провалиться в сон, а значит, был шанс проснуться.

Не умирай.

Так сказал Игорек Столетнему, ночью перегнувшись через узкий проход между их кроватями. Ему показалось, что Столетний слышит, но тот не шевельнулся. Бессмысленно раскрытые глаза все так же смотрели в потолок, и на мгновение показалось, что там, в свете красной лампы, Столетний видит бесконечный фильм обо всей своей жизни, начавшийся невесть когда и застрявший на эпизоде с титрами.

— Ты здесь? — шепотом спросил Игорек, прислушиваясь к трудному дыханию.

И тогда случилось странное. Обросший бородой череп шевельнулся, как кусочек гальки, подталкиваемый волной, и челюсть Столетнего двинулась.

— Димка, — выговорил он свистящим, словно идущим из-под земли голосом.

И умолк.

Игорек подтянул к его лицу свою руку и даже коснулся кончиками пальцев его лица. Тщетно — ничего.

Игорек откинулся назад, на свою подушку, и впервые задумался о том, что будет, если его способность, истощенная на площади десятком искалеченных тел, больше не вернется.

Это значило бы, что он — инвалид. И равноправный член общества Сектора Сокращаемых.

Он перестал спать ночами. Утреннее посещение Мизантропа он встречал, глядя через неплотно сомкнутые ресницы на забранные решетками лампы. Каждый раз сердце сжималось в комочек — ткнут в тебя пальцем, и вместо похода в туалет отправишься в неизвестность на каталке, привязанный к ней белыми лоскутками.

Игорек задерживал дыхание и становился похож на зверька, решившего притвориться мертвым.

Мизантроп все-таки остановился возле его кровати — это означало начало конца. Пощупал жесткими пальцами безвольно лежащую поверх одеяла руку и приказал:

— Пальцами пошевели.

Игорек приоткрыл глаза. Он увидел сосредоточенное мясистое лицо и седые жесткие волоски, прижатые к влажному лбу туго утянутой медицинской шапочкой.

— Пошевели, я сказал! — рявкнул Мизантроп.

Его пальцы бесцеремонно перевернули руку Игорька и ощупали внимательно-профессионально.

— Болит?

— Нет, — сказал Игорек.

Ему показалось, что происходит что-то важное, по-настоящему важное, к чему стоит прислушаться и понять. Лохматые брови Мизантропа сдвинулись, губы поджались.

— Вылечить хочется? — шепотом спросил Игорек.

Мизантроп отпустил его руку, сгорбился и обвел взглядом битком набитую, со сдвинутыми попарно кроватями палату. Потом отвернулся и вышел, ни на кого не глядя. В этот день на обследование так никого и не направили, а вечером вдруг жутко завыл и расплакался серенький бессловесный мужичок, прежде тихо лежавший в своем углу.

Красная лампа, сменившая дневной свет, осветила его мученическое вытянувшееся лицо, залитое слезами, и казалось, что не слезы это, а свежая горячая кровь.

— Тихо там! — выкрикнули из-за двери, и мужичок снова лег, уткнулся в свою подушку и задергал ногами.

Игорек долго еще слушал его прерывистые всхлипывания и заснул только под утро.

Его разбудили прикосновением к плечу. Игорек открыл глаза, морщась от холода и серого утреннего света.

— Вставай, — приказали тихо, одними губами. — Ты мелкий, под кровать влезешь.

Игорек приподнялся.

— Лезь, — сказал санитар, показывая на провисшую сетку пустующей в углу кровати. — Не боись только.

Люди спали. Кто раскинувшись, кто сжавшись в комок. Спали, открыв рты и растеряв всякое выражение разнообразных лиц. Игорек прошел мимо них по холодному линолеуму и присел на корточки. Из-под кровати виднелась странно неподвижная нога.

— Узелок там, — неохотно пояснил санитар, тоже садясь. Белая ткань халата морщилась на его широких плечах. — На батарее узелок. Зубами тяни.

— Подвиньте кровать, — глухо сказал Игорек, глядя на тощую неподвижную ногу. Горло ему стянуло сухой злой болью.

— Не умничай, — ответил санитар. — Разорутся же все. Лезь, пока спят.

— Я не…

— Зубами, я сказал, тяни.

Игорек откинул здоровой рукой свисающее одеяло и боком, неловко, втиснулся под кровать. Там, в узком темном пространстве, он увидел сведенное и потерявшее человеческие очертания тело и еще мокрое от слез лицо, набухшее черным.

Пальцы прилипали к мокрому вонючему линолеуму. Игорек дернулся, но нащупал туго натянутую тряпку. Один ее конец был привязан к батарее аккуратным ровным узелком.

Задыхаясь от пыли и боли в горле, Игорек зубами вцепился в узелок и потянул на себя.

Над головой завизжали пружины, а рядом лежащая рука повернулась и просительным движением коснулась плеча Игорька. Замороженный пластик.

— Отвязывай, я тут тяну… — шепотом сказал сунувшийся под кровать санитар, узел распался, и тело поволоклось в сторону и назад.

— Вот не было дерьма, так собака принесла, — зло сказал санитар, разглядывая после уже начавший коченеть труп серого мужичка. — Надо же, затейник. От рубашки оторвал. — И показал Игорьку клетчатую жалкую тряпочку. — Со мной пошли, — сказал он. — Сергей Арсеньевич приказал.

На кроватях зашевелились, но в пустом углу уже никого не было.

Игорька привели в украшенный зелеными хрусткими пальмами кабинет с кожаными диванами и золотой рыбкой в круглом аквариуме. Пахло здесь чистотой, кондиционированным воздухом и книгами. Самого Мизантропа в кабинете не оказалось, зато навстречу Игорьку поднялась тонкая гибкая фигурка в форменном одеянии. Рядом с ней, развалившись, сидел некто в черных кожаных штанах и шелковой рубашке, застегнутой на серебряные цепочки.

На него Игорек не сразу обратил внимание. Он был занят другим.

Под серым жестким чепчиком Сестры Жизни оказалось чистенькое Юлькино лицо. Остренький носик, бледная с розовым отливом кожа. Юлькины глаза смотрели на него в упор и, казалось, не видели.

— Его? — спросил ее спутник. У него был взгляд профессионального рекламщика — оценивающий, нахальный.

— Да, — сказала Юлька. — Посмотрите.

Оценивающий взгляд метнулся к Игорьку. Несколько секунд щупал, как заляпанную грязью картину, стоимость которой необходимо определить.

— Фактурный, — сказал рекламщик. — Ангела сделаем.

Он поднялся со скрипнувшего новенькой кожей дивана.

— Ангел, ты два слова-то связать можешь?

Игорек молчал. Он не успел еще понять, что происходит, и боялся сказать лишнего.

— Яс-с-но, — протянул рекламщик и повернулся к Юльке. — Его регистрационный лист глянь сначала, вдруг даун какой-нибудь.

— Я не даун, — сказал Игорек. — Ты ничего толком не спросил, я и не ответил.

Рекламщик повернулся и снова вцепился взглядом.