Мария Гинзбург - Не пролететь мимо Земли

А вечером того же дня Эмиль исчез. В отличие от остальных членов «КБ», Гарик хотя бы догадывался, куда подался его любовник. Эмиль воспринял слова Гарика как упрек, ведь это из-за бас-гитариста контракт не был продлен. Гарик некоторое время надеялся, что Эмиль вернется. А когда понял, что нет, предложил Рите выйти замуж. Девушка давно хотела этого, и Гарик ее понимал. Жить с парнем на правах только любовницы Рите стало тяжело. Она хотела ребенка, хотела стабильности. Гарик уходил от всплывавшей в разговорах темы только потому, что знал – день их свадьбы станет последним, когда он увидит Рикошета. Если бы не Рита, думал Гарик, Эмиль давно оставил бы его. Но когда Рикошет вернулся с деньгами, Гарик понял, что о нем подумал любовник. Эмиль был единственным в области гитаристом с высшим музыкальным образованием, «КБ» так сильно приподнялись именно из-за него. Эмиль очевидно решил, что Гарик и сманил его из «Акафиста», и спал с ним только для того, чтобы усилить группу. Прорваться с помощью Эмиля на музыкальный Олимп. Это было не так; Гарик действительно любил Эмиля. Но объяснять что-нибудь теперь было поздно.

В ту ночь после концерта Гарик думал, что не доживет до утра. Он сидел на балконе, курил и слушал «Чистого беса». Сердце его разрывалось, и парень думал, что хуже ему не было никогда не в жизни.

Он ошибся.

Когда Рита и Рикошет вернулись, он был вне себя от счастья. Рита, узнав, что Гарик слушал «Наутилус Помпилиус», попросила его сыграть ей эту песню. Они с Рикошетом принесли его гитару, переставленную под левую руку. Рита попросила их сыграть песню вдвоем – уж что-что, а гитара в Ваниной квартире должна была найтись. У Вани дома оказалась даже не одна гитара, а три, и Рикошет пошел выбирать инструмент. Рита же отвела хозяина в сторонку и спросила, сильно стесняясь, нельзя ли ей воспользоваться душем. Ваня ответил, что, да, конечно, какие вопросы, и довольная Рита убежала в ванную. Парни ушли на балкон, сыграться.

Рикошет настроил себе гитару первым, а Гарик все еще возился с третьей струной, кряхтя и тихонько ругаясь. Старая гитара была очень капризна в настройке. Эмиль попросил у Гарика его мобильник, и встал у раскрытого окна. Гарик знал, что Эмиль любит поиграть на мобильнике. Вот и сейчас – Эмиль курил, нажимал на клавиши, и телефон тихонько попискивал.

– Гарик, это слишком старая гитара, чтобы третья струна строила здесь, – рассеянно, через плечо сказал Эмиль. – Настраивай в аккордах.

Гарик вздрогнул. Это были первые слова, которые сказал ему любовник после триумфального появления вместе с Ритой. Эмиль повернулся, протягивая парню мобильник. Гарик взял телефон, еще ничего не понимая. Гарик взглянул на экранчик. Когда он увидел слова: «станция метро…», у него потемнело в глазах.

Эмиль дал ему свой питерский адрес.

– Очень хорошо, – стараясь, чтобы голос его не выдал, сказал Гарик. – Я буду заскакивать к вам иногда…

– Ты ведь знаешь, что без тебя Рита не поедет, – сказал Эмиль спокойно. – Но и знай, что в ближайшее время я не буду с тобой спать. Моя сексуальная жизнь последнее время была слишком насыщенна, знаешь ли.

Гарик почувствовал холодный удар в грудь.

– Рикошет, я не всегда могу сказать правду другим, – сказал он, не глядя на любовника и делая вид, что всецело поглощен подкручиванием колка. – Но я могу вынести любую правду о себе. Ты больше не будешь со мной спать. Я тебе просто больше не нужен.

Рикошет усмехнулся:

– Так ведь и я тебе не нужен, Гарик. Я познакомлю тебя с нужными людьми, как и обещал. Там сейчас раскручивают новый проект, и тебя возьмут. А дальше все будет зависеть только от тебя. А что до секса… Рита сейчас сказала мне, что никогда, никогда нельзя торговать собой в любви. И она права, уж поверь мне – у меня есть некоторый опыт в этих делах.

Струна коротко обиженно тенькнула, взвилась и закрутилась. Гарик перетянул ее так, что порвал.

Гарик уступил Риту Эмилю от отчаяния. Гарик все бы отдал, лишь бы Рикошет остался с ним. И Эмиль понял, но опять неправильно. Рикошет решил, что Гарик отдал ему девушку за возможность участия в концерте, возможность, оплаченную задницей бас-гитариста. Эмиль стоял так близко, что Гарик мог коснуться его рукой; но между ними теперь была стена, невидимая, но по прочности сравнимая со стенами веслогорского Кремля. И при мысли о том, что теперь так будет всегда, что сможет видеть и разговаривать с Эмилем, но больше никогда не ощутит вес этого тела на себе, Гарик просто зашелся от безысходности и горя.

– Я не поеду в Питер, – сказал он тихо.

Лицо Эмиля исказилось. Как и Гарик, он отлично понимал, что без Бабая Рита в Питер не поедет. Гарик увидел, что Рикошет воспринял его крик отчаяния как попытку шантажа.

– Ложись.

– Да нет же, Эмиль, – начал было Гарик.

– Ложись, я сказал! – рявкнул Рикошет.

Гарик отвел глаза. В этот миг он понял, что вело Эмиля в их самую первую ночь. Как и Рикошет тогда, он понимал, что сейчас потеряет все. Ну, разве что, кроме жизни. Но Гарик хотел так сильно, что отказаться не мог.

– Закрой окно одеялом, – сказал он.

Эмиль закрыл дверь на шпингалет, зацепил края одеяла за крюки, на которых висели горшки с цветами с обеих сторон от окна. Шум и смех компании в квартире стали тише. Гарик думал, что Рикошет будет груб с ним, ожидаемый подтекст вынужденной ласки читался бы тогда абсолютно ясно: «Хочешь? Так на! НА!». И это вернуло бы самому Гарику присутствие духа. Но Эмиль был ласков с ним.

Как всегда.

– Сделай мне больно, – сказал Гарик, задыхаясь от нежности, отчаяния и непоправимости ситуации. – Мучай меня!

Если Рикошет и удивился – а за год он успел изучить склонности Гарика, и они были прямо противоположны мазохистским – то вида он не подал. Гарик же как-то раз видел, как Эмиль обращается с Леной, и понял, что издеваться над человеком Эмиль умеет так же первоклассно, как и играть на фоно.

– Нет, – сказал Эмиль. – Я не могу причинить тебе боль, ты же знаешь.

Гарик быстро провел языком чуть выше шрама Рикошета. Эмиль согнулся пополам.

– А Трубецкого, – спросил Гарик. – Ты мучал?

Эмиль не понял, что это все тот же, вечный вопрос.

– Да, – сказал он. – У тебя опять этот ремень, который в принципе не расстегивается?

Ножны, соскользнув с расстегнутого ремня, с глухим стуком упали на пол.

Гарик знал, что Эмиль почувствует каждое его движение, и лежал как каменный. Но слезы он остановить не мог. Подушка намокла. Рикошет почувствовал влажность ткани, приподнялся.

– Не плачь, – сказал Эмиль. – Я не могу видеть, как ты плачешь.

Гарик отвернулся. Эмиль поцеловал этот упрямый взъерошенный затылок. Тело Гарика скрутили судороги, и он зарыдал в голос.