Array Коллектив авторов - Классициум (сборник)

– Да что вы, товарищ Чуйков?! При чем тут женщина? Я трудности преодолевать приехал.

– Ну и зачем тебе эти трудности? На Земле их, что ли, мало?

– Может, и не мало, а только на Венере интересней. Представьте, товарищ Чуйков: другая планета, другой мир – всё другое!

– Ну да. Но ты вот бредешь сейчас по обыкновенной горной дороге под обыкновенным проливным дождем. В чем трудность?

– В вакцине и друге со сломанной рукой.

– А если ты не дойдешь, Геннадий Андреевич? Это всё ж таки Венера!..

– Дойду, товарищ Чуйков! Должен дойти…

Чтобы иметь представление о пройденном пути, Генка придумал считать шаги: два шага – метр. Первую тысячу шагов он одолел играючи, даже не вспотел. На второй появился некий ритм: четыре шага вдох, четыре шага выдох. К четвертой тысяче дорога почти выровнялась, а воды, как ни странно, стало меньше. Теперь можно было идти прямо посередине широкой колеи, не боясь оступиться.

Через десять тысяч шагов Генка решил сделать первый привал.

– Пять минут, Геннадий Андреевич, не больше, – строго сказал он сам себе.

Открыл флягу, сделал пару глотков тоника. Горьковато-кислая жидкость приятно освежила горло, сразу захотелось есть. Как врач Чуйков прекрасно понимал, что на марше нельзя допускать снижения в крови уровня сахара. Поэтому вскрыл упаковку шоколада и отломил сразу четверть. Рассчитал: каждые десять тысяч шагов привал, два глотка тоника, четвертушка шоколада – как раз на двадцать километров хватит.

О том, что километров может оказаться больше, Генка старался не думать…

– Девять тысяч сто сорок три, девять тысяч сто сорок четыре…

Он сбился с правильного счета после второго привала. Едва присел на плоский камень и достал флягу, за спиной раздался громкий плеск. Что-то тяжелое упало на дорогу.

Сперва Генка решил, что с гор скатился очередной камень. Однако тяжелые всплески продолжились, очень похожие на шаги. И они явно направлялись к Чуйкову.

Разбираться кто это и что ему нужно, Генка, понятно не стал. Как был, с флягой в одной руке и рюкзаком в другой, рванул вперед, будто зачет в институте по кроссу сдавал.

Повезло. Оторвался.

Вконец выдохшись, остановился и сел прямо в лужу. Хорошо – комбинезон венерианский непромокаемый.

На радостях Генка выхлебал сразу четыре глотка тоника. Только теперь заметил, что нудный дождь кончился и от дороги начал подниматься плотный туман.

Пока отдыхал, испарения полностью заменили собой дождевую пелену. Видимость стала еще хуже. Вдобавок вдруг осознал, что не помнит направления – лицом вперед садился или назад?

– Здрассьте вам, – громко сказал Генка, стараясь унять нервную дрожь. – Не понос, так золотуха. Ну и куда дальше идти, товарищ Чуйков?

Положение незавидное. Стемнеть должно самое большее через пару часов. На Венере, Генка помнил, сутки вдвое длиннее земных. Выехали утром, примерно через два часа после рассвета.

– Однако не дойдем мы с тобой, Геннадий Андреевич, до темноты.

– Надо дойти, товарищ Чуйков. Тут всего-ничего осталось – километров семь-восемь.

И Генка пошел…

Оказалось, правильно пошел. Это стало ясно, когда наткнулся на остов тягача. Генка вспомнил, как на прошлой неделе в Светлом только и разговоров было. Мол, тягач тащил цистерны с нефтью, что недавно нашли геологи в Красной долине за рекой Быстрой. Караван попал в грозу. И надо ж так, молния ударила точнехонько в первую цистерну. Остальные успели отцепить, и тягач поволок горящую подальше. А потом цистерна взорвалась.

Тягач тот шел в сторону Подгорного.

– Ну, что же, товарищ Чуйков, верной дорогой идете.

Генка приободрился.

И все же до темноты не успел. Туман к тому времени почти рассеялся, но видно лучше не стало. Достал фонарик, но в нем что-то разладилось. Свет был тусклый, будто сели батареи. Генка вытащил их. Так и есть: одна вся покрыта белесым налетом вытекшего электролита.

Изготовить факел, когда вокруг всё хлюпает и чавкает, не стоило и пытаться.

– Что делать-то будем, Геннадий Андреевич? Ждать или как?

– Или как. Двадцать часов темноты Пашка не переживет.

В этот момент они и напали. Генка только услышал тихий скулеж, вроде ребенок хнычет. Повернулся на звук, и тут же ему на грудь прыгнула черная, чернее ночи, тень.

Тварь размером с крупного кота, только холодная и чешуйчатая. Возле самого носа Чуйкова щелкают совсем не кошачьи зубы. Куртка трещит под натиском мощных кривых когтей.

– Твою мать-дивизию!..

Генка будто проснулся от морочного сна. Нет, это в Генке проснулись навыки, привитые тремя годами службы в армии.

Нож уже в правой руке, левая хватает тварь за горло. Взмах – лезвие с трудом, но пробивает толстую шкуру. Визг, переходящий в хрип. Чуйков отшвыривает хищника, и тут же ему на плечи прыгает второй, а сбоку набегает третий. Этого Генка успевает пнуть тяжелым ботинком прямо в морду. Острая боль в левом плече. Удар ножом наугад за спину. Снова визг. Сильный удар в правый бок. Чуйков оскальзывается, падая в темноту, понимает, что подняться ему уже не дадут. Отчаянно работая ногами и руками, он еще несколько секунд сдерживает нападающих. Потом сразу две твари повисают на руке с ножом, третья вцепляется в левую руку, прикрывшую лицо…

Конус ослепительно белого света вспарывает ночь. От могучего рокота двигателя дрожит земля. Чешуйчатые твари, похожие на черных шестилапых варанов, кидаются прочь. Вслед им несется смертельная огненная трасса. Два хищника не успевают скрыться в спасительной темноте, кубарем катятся по мокрым камням.

Краулер останавливается в десятке метров от неподвижного тела человека. Хлопает дверца, двое в защитных костюмах с зеркальными шлемами склоняются над лежащим. Один щупает его окровавленную шею.

– Жив!..

В чистой светлой комнате стоят две высокие медицинские кровати. На одной лежит длинный худой парень с короткой стрижкой «ежиком». Правая рука у него в гипсе до плеча. На другой кровати тоже пациент, забинтованный с головы до ног, открыто только лицо. Лицо бледное, даже синюшное. Но улыбается.

– Эй, Пашка! – кричит громким шепотом Чуйков. – Ты спишь?

Худой приоткрывает один глаз, чуть поворачивает голову.

– Сплю, Джен.

– А чего тогда разговариваешь?

Американец слабо улыбается.

– Это я во сне.

– Сон смотришь?

– Да.

– Про что?

– Про то, как мы с одним русским доктором попали в тайфун, разбили краулер, а потом доктор нас обоих спас.

– Хороший сон, – вздыхает Генка, – правильный.

Николай Степанович Гумилёв (1899–1965).Знаменитый поэт, один из основателей акмеизма. Также крупный экзогеограф, исследователь Венеры.