Array Коллектив авторов - Классициум (сборник)

– Не совсем.

– О новом витке истории.

Я засмеялся. Это обидело Холройда.

– Вот вам еще пример. Канонерка «Бенджамен Констан».

– Я слышал ее отправили на переплавку. Это меня удивило. Она вроде совершила только один поход.

– Да, это было совсем новое судно. Но его решили списать. Как раз после нашего похода. Сталь плавили в специальной домне. Резали канонерку на куски и плавили в домне. А всё почему? Да потому, мистер Уэллс, что в трюмах корабля, в некоторых отсеках нашего «Бенджамена Констана» была обнаружена некая накипь, возможно, следы той самой плесени. Не забывайте, из экипажа нашей канонерки вернулись в Англию только три человека: капитан Жерилло, негр кочегар и я. Отчет капитана засекречен, а сам он до сих пор находится под следствием. Говорят, он выпустил этих тварей, помещенных нами в стеклянные пробирки. Конечно, преступление, мистер Уэллс. Ожесточенные люди вроде нашего капитана способны на многое. Сейчас всем известно, что на коже людей, убитых саюба, появляются странные серые звезды… некий налет… Не беспокойтесь, мистер Уэллс… – Он обнажил до локтей хорошо загорелые руки. – Ни я, ни капитан Жерилло, ни наш кочегар почему-то не пострадали. Может, саюба избрали нас вестниками своего прихода. Но правильнее всё же вести речь о плесени… Если относиться к ней, как к самоорганизующейся субстанции… я ведь не из числа этих ученых говорунов и мысли выражаю просто… Если эта плесень так разумно и сложно организовывает свою жизнь… или свои формы… не знаю, как сказать правильнее… Сейчас им удобно принимать форму муравьев, но эти муравьи исчезают при первой опасности. Похоже, для них нет препятствий. Они свободно проходят сквозь сталь, сквозь стекло… Все пробирки, доставленные нами, оказались пустыми. Я убежден, капитан Жерилло тут не при чем. Просто нашу плесень нельзя ничем удержать. Это жизнь на некоем ином уровне… Что может удержать отдельный атом? Понимаете? Я пытаюсь докричаться до людей, но меня не слышат.

– Наверное, ваши слова не убедительны.

– Может быть… – покачал головой Холройд. – Может быть… Но вчера… вы слышали это сообщение? – Он помахал рукой бармену: «Повторите». – Вчера канал NNS сообщил о том, что обнаружено место падения искусственного спутника Земли. Это произошло три года назад. Запоминайте, мистер Уэллс. Ровно три года назад. Сложный спутник метеослужбы, он неожиданно свалился с орбиты. Его и не искали. По всем расчетам он должен был сгореть в атмосфере, но недавно его обломки были обнаружены… Догадываетесь, где?.. Да, верно… В районе поселка Бадама, на реке Батемо… Бедный капитан Жерилло, для него наш поход стал катастрофой…

– Спутники и прежде не раз падали, – осторожно заметил я.

– Вы что, правда, не слышали сообщение NNS? Этот спутник сорвало с орбиты метеоритом.

– Ну и что?

– А вспомните слова лейтенанта да Кунхи. «Мы зря сюда пришли, капитан». Почему он это сказал? А потом добавил: «Запросите базу». А потом добавил: «Протон». Попробуйте вдуматься. Лейтенант да Кунха ничего не мог знать о сбитом метеоритом спутнике. Это всего лишь один из серийных спутников, кто из нас помнит даже названия этих серий? А он назвал ее: «Протон». Ему будто нашептали это со стороны, а? Теперь вспомните о несчастном индейце, убитом муравьями в Бадаме. Его выловили из реки, но он распух прямо на глазах, будто всё внутри в нем кипело, и он всё время бормотал какие-то непонятные слова, которых прежде никогда не произносил. Удалось выяснить. Он повторял слово, неизвестное индейцам…

– Неужели «протон»?

– Верно. – Холройд сделал большой глоток.

Мы помолчали. Я не хотел, чтобы инженер продолжал свои фантазии. Муравьи-невидимки… плесень, проникающая сквозь стекло… не многовато ли?.. Наверное, он думает, что плесень, овладевая… не знаю, как правильно сказать… мозгом человека… проникая в его тело… может вызывать в сознании погибающего некий отзвук того, что увидено самими муравьями… или этой плесенью… Нет, не надо… Не стоит осуждать человека, столь увлеченного идеей всеобщего спасения…

Мы заказали еще по кружке. Но разговор как-то сник.

Зато неделю спустя в редакции журнала «Nature» я случайно увидел цифровое объемное изображение работающей домны в Мидленде. […] необычная, скажем так, окраска стальных обводов. На темном металле отчетливо проступали очертания серых звезд.

– Что это? – спросил я.

Мистер Бедфорд, редактор, отмахнулся:

– Спросите Митчелла, сэр. Это его материалы.

Удивившись моему внезапному волнению, он всё же пояснил:

– Это что-то вроде плесени. Но весьма специфической. Ее не убивает даже высокая температура, этим она и заинтересовала Митчелла. Кстати, подобные образования обнаружены недавно в верхнем течении Амазонки.

– Это как-то связано с походом канонерки «Бенджамен Констан»?

– Представления не имею. Поинтересуйтесь у Митчелла.

Может, мистер Митчелл и ответил бы на мои вопросы, но боюсь, время упущено.

Как мне удалось узнать, вскоре после нашей встречи в баре инженер Холройд подал очередное прошение о переводе его на внешнюю космическую линию, и это прошение, наконец, было удовлетворено. Реализация давней мечты или бегство? Не знаю. Но что-то подсказывает мне, что даже самые безопасные районы нашей планеты скоро могут перестать считаться такими. Экспансия открывает тылы. Я ведь хорошо запомнил слова Холройда, что к две тысячи пятидесятому году муравьи саюба форсируют Атлантику.

Другими словами – они откроют Европу.

Эдгар Аллан По родился 19 января 1809 года в городе Бостон, США. Родители его были актерами бродячей труппы. Умерли они, когда Эдгару исполнилось два года. Усыновил его богатый купец Джон Аллан. Благодаря этому талантливый от природы мальчик получил хорошее образование. Эдгар начал рано писать стихи, много фантазировал, увлекался психологией.

В семнадцать лет Эдгар поссорился с приемным отцом и с того момента вынужден был зарабатывать на жизнь самостоятельно. Получалось это плохо, и он даже на время угодил в солдаты. Первый сборник его стихов вышел в 1827 году и не имел успеха. Несмотря на это будущий классик продолжал упорно трудиться. Удача улыбнулась ему только в 1833 году. Его рассказ «Рукопись, найденная в бутылке» получил первую премию балтиморского ежегодника. И вовремя, поскольку Эдгар к этому моменту фактически дошел до нищеты.

С этого момента и до 1847 года Эдгар По работает в журналах Ричмонда, много пишет и печатается. Он женился, но вскоре овдовел. 1847–1849 годы для него оказались самыми тяжелыми. Общество не простило ему эксцентричного поведения. Его травили, его мысли всё чаще занимали болезненные и причудливые фантазии, он пил. Падения перемежались взлетами, но к концу 1849 года произошел перелом, в результате которого писателю каким-то чудом удалось остановиться на самом краю пропасти, в которую он, казалось, уже упал.