Андрей Щупов - Сонник Инверсанта

Если верить географическому справочнику, Карботан был почти таким же древним, как столица Ванессии Чингидин. Как бы то ни было, но город строился на протяжении двух с лишним тысячелетий. Он ни разу не горел и не разрушался и только однажды подвергался нашествию диких европейцев. Впрочем, и они дальше оргий и кутежей не пошли. Когда войско Семена Драгуна подошло к стенам Карботана, раскинув в окрестных степях тысячи шатров, варвары сочли за лучшее покинуть город. Таким образом, у здешних воителей было чему поучиться. Мы свои города — Лондон, Токио и Москву обращали в руины, не моргнув глазом, — кто же подпалил Карботан, сказать было трудно. Мне хотелось думать, что виновата не только артиллерия. Если бы мне доложили, что город жгут сами жители, честное слово, я ощутил бы облегчение. Кутузовская инициатива — версту за верстой сдавать врагу сожженную вотчину — с истребленными городами и селами, с обезумевшим населением — всегда представлялась мне несколько странной. Нечто подобное я высказал однажды институтскому историку, за что и получил свою первую двойку на экзамене. Самое смешное, что при пересдаче мне попался тот же самый вопрос. Увы, урок пошел впрок, и, глядя в пол я заставил себя пробубнить, что Кутузов являлся гениальным полководцем, а поджог столицы был мудрейшим трюком талантливого стратега. Нечего и говорить, что двойку мне милостиво исправили на четверку…

Мимо окон вагона проплыла платформа, груженная телами людей. Я не успел вовремя отвернуться, и поневоле вспомнилось, как давным-давно, гуляя с Димкой по реке, мы камнями расстреливали греющихся на солнце лягушек. На пологих берегах реки Веремы их обитало тогда несметное количество. Ночами они закатывали концерты, а днем благодушно лежали на теплых камнях, поедали снующую в воздухе мошкару и созерцали небушко. Заметив нас, кваквы прыжками устремлялись к воде, а мы мчались к ним, с азартом швыряя заранее собранные камни. Всего мы совершили шесть или семь рейдов, и в каждом убивали не менее десятка лягушек. Зачем мы это делали, я не понимаю до сих пор. Помню только, что растерзанных земноводных было даже жалко, но и отказываться от жестокого развлечения мы не собирались. Была в этом какая-то злая незадумчивость. Мы не получали удовольствия от страданий лягух, но атаковать и убивать нам несомненно нравилось. Наверное, мы были тогда заурядными хищниками. Маленькими, глупыми хищниками. Так волчата, только-только выбравшиеся из логова, играются с ящерицами и ежами. Для них это только игра, но игра, максимально сопряженная с жизнью. Много позже давнюю нашу забаву я соединил с категориями «умышленного» и «неумышленного» убийства. Правда, официальная юриспруденция толковала сие как-то иначе, но для меня было значительно важнее, что я наконец-то понял великую разницу между понятиями «замышлять» и «осознавать». И смерть тех же лягушек мы, конечно же, замышляли, но вот до осознания, видимо, не доросли.

Прячась от заоконного пламени, я опустил жалюзи, бездумно уставился на собственную ладонь. Странно, но даже после сегодняшнего дня на ней ничего не изменилось. Линия жизни продолжала беззастенчиво тянуться к самому краю, — ни крестов, ни звезд, ни роковых прерываний. А ведь обычно тираны долго на свете не заживаются. Или рановато я записал себя в тираны? Может, еще исправлюсь?…

За спиной деликатно дзенькнул колокольчик. Я хмуро обернулся, — это был Иван Лещенко, бывший поручик и нынешний мой секретарь.

— Что там еще?

— Письмо, Ваше Величество. От Адмирала Корнелиуса.

— Разве он не в больнице?

— В больнице, но ему уже лучше. Он пришел в себя и просил непременно передать вам это послание.

— Обязательно прочту. — Взяв письмо, я спрятал его в карман.

— Это еще не все…

— Ну?

— Госпожа Ангелина испрашивает у вас аудиенции.

— Передай ей, что сейчас никак не могу. Может быть, чуть позже.

— Слушаюсь!

— И вот еще что, Вань… Пригласи-ка сюда Павловского.

— Виноват?

— В смысле, значит, Звездочета.

Поручик исчез, и там, где он только что стоял, мне почудилась крохотная фигурка Осипа. Нечто зыбкое и эфемерное, ростиком не больше мышонка.

Я напряг зрение, но фигурка уже растаяла. А может, это был всего-навсего оптический обман. Очередная аберрация, каковых наблюдалось здесь великое множество.

— Осип! — позвал я. — Куда же ты? Вернись!..

И он таки внял моей мольбе — послушался и вернулся. Дверь снова отворилась, и я разглядел его подросшую фигуру.

— Осип?

— Какой, к лешему, Осип, это я!

Пришлось основательно тряхнуть головой. Привычное зрение вернулось, и на пороге послушно проявился Димка Павловский. Правда, в звездном халате и бородатый, но стоило мне чуточку прищуриться, и халат с бородой пропали, уступив место парадной униформе.

— Звали, Твое Величество?

— Заходи, заходи! — я кивнул в сторону окон. — Видел, что делается?

— Само собой. — Дмитрий прошел в помещение, вольготно устроился в кресле. — Только чему ты удивляешься? Армия — это армия. Таких солдат, чтобы вели себя по-рыцарски на оккупированных территориях, природа еще не придумала.

— Значит, это все? — медленно проговорил я. — Мы проиграли?

— Почему же проиграли? Партизаны, Петр, это еще не сила. Если вести грамотную политику, лет этак через десять-пятнадцать выведем и их. Все равно как тараканов.

Я нахмурился.

— А ты помнишь, как мы с тобой расстреливали лягушек на речке?

Лицо Дмитрия на секунду омрачилось. Он явно не хотел вспоминать о тех далеких днях.

— Эк, куда тебя занесло! Причем тут лягушки?

— Все при том же. Мы ведь тоже забирались тогда на чужую территорию.

— Так-то оно так, только лягушки на нас нападать не собирались, а Ванессия как раз собиралась. Есть разница, согласись! Мы ведь не просто атаковали ваннов, мы нанесли превентивный удар. Страшно подумать, что было бы, не толкни ты нас в то ущелье.

Я поморщился. Кто именно «подтолкнул» нас всех в то роковое ущелье, я понимал прекрасно, но говорить об этом с Дмитрием не решался. По сию пору я не знал, кто есть кто, кому можно доверять, а кому нет. На минуту в штабном вагоне повисло молчание.

— Скажи, Дим, только честно: твой Отсвет по-прежнему с тобой?

Павловский нервно переплел на животе пальцы рук, с усмешкой отозвался:

— Ты ведь знаешь, Тень-Отсвет — это все интимная сторона нашего существования, так что без комментариев.

— Однако своего Калистрата ты мне уже показывал.

— То было другое время.

— Что ж, уже понятно… — я снова покосился в сторону окна и мысленно попытался представить рядом со своим Миколой Тень Павловского. Интересно, больше она моей Тени или нет?…

— Адмирал Корнелиус сообщил, что бывший Консул опять выходил на связь. Это действительно так?