Андрей Щупов - Сонник Инверсанта

Самое интересное, что Павловский снова оказался прав. Стоило мне взглянуть на него, как на прежнего Димку, и седенький Звездочет окончательно исчез.

— Но как? Как это возможно?! — я нервно поежился. Мне казалось: я многое уже повидал, однако нашлось в этом мире нечто, чем можно было меня изумить.

— Откуда мне знать? — Павловский хмыкнул. — Ты ведь тоже принял своего Отсвета, как непреложный факт, вот и со мной смирись. Есть Тень, а есть Отсвет — вот тебе и весь здешний перечень мадридских тайн. Можно, конечно, до последних дней ломать голову над загадками мира, но я, честно говоря, давно уже понял: значительно проще и мудрее принимать мир таким, каков он есть. Небо синее, а планеты круглые — спрашивается, почему? Не знаю. Огонь — горячий, а, черные дыры заглатывают на обед целые галактики, и тоже первопричин никто не знает. То есть, кое-какие предположения есть, но нам от них ни тепло, ни холодно. Атомов информации во Вселенной великое множество, но стоит ли тратить жизнь на то, чтобы собирать их в кошелку?

— Мне плевать на твои атомы! Я хочу знать, почему мы с тобой здесь и почему вместо Звездочета я вижу тебя?

— Насчет того, почему ты здесь, я тебе, кажется, уже объяснял. Что касается меня, то такой уж я человек. Пребывать в нескольких ипостасях всегда казалось мне удобным и интересным.

— Интересно — это факт! — звучно поддакнул Калистратушка.

— Вот-вот, — Павловский кивнул в сторону своего Отсвета. — Это ведь тоже моя ипостась. И замечу — не самая худшая. Или ты своего Осипа по-прежнему принимаешь за постороннее существо?

— Откуда ты знаешь, как его зовут?

— Слышал записи Адмирала. Кстати, скажи спасибо, — именно я успокоил твоего главного недруга. Он ведь после твоих фокусов в поликлинике всерьез загорелся тебя ликвидировать. Хорошо, хоть неглупый мужик оказался, сумел выслушать меня до конца, а, выслушав, понял, что с тобой лучше дружить.

— Разве они здесь не знакомы с Отсветами?

— Увы, материализация вторичных тел происходит исключительно при перемещении из среды в среду. У аборигенов Отсветов нет, у пришлых они временами появляются.

— То есть?

— Все проще пареной репы. Нырни в какой-нибудь темный пруд и сразу лишишься бездны привычных способностей. Разучишься говорить и дышать, перестанешь передвигаться на своих двоих, да и Тень свою вряд ли рассмотришь. Зато обретешь подобие невесомости и научишься парить.

— Причем здесь пруд?

— Это всего лишь пример, Петенька. Иллюстрация теряемых и приобретаемых возможностей. На Марсе ты бы прыгал как кузнечик, а на Юпитере только лежал бы да устало наблюдал собственный затылок. Даже, перемещаясь за границу, люди что-то теряют или приобретают. Вспомни советское время. Какими глазами мы взирали на супермаркеты и глянцевые журналы! Это тоже была степень свободы, совершенно нам не знакомая. Здесь же мы столкнулись не с чужой страной, а с чужим миром. А потому будь готов к тому, что и постоянная Планка здесь будет несколько иной, а квадрат гипотенузы окажется не равным сумме квадратов катетов. В чем-то этот мир проще, зато появляются зримые человеческие проекции. Короче говоря, радуйся, что материализуется только Отсвет. Могла бы запросто проявиться и Тень, а что это за особь, думаю, нам лучше с тобой не знать.

— Ясное дело! Все Тени — сучье племя! — задиристо буркнул Калистрат, и в голосе его послышались знакомые интонации.

— Мы, Петр, в массе своей имеем то, что хотим. Тщеславие дарит человечеству актеров и художников, жлобские качества — банкиров и миллионеров, лень и косность — наркотики и алкоголизм. Тот, кто не хочет семьи, никогда не вступит в брак, а кому не терпится улизнуть со своей исторической родины, тот рано или поздно сбежит. Не в Израиль, так в Антарктиду. В общем, ты сам, Петр, виноват в том, что скособочил свою карму.

— С чего ты взял?

— А ты вспомни. Что ты делал, к примеру, в том прежнем своем мире? Может быть, славил его? Наслаждался телевидением, пил пиво или ходил на мои сеансы? Нет, Петенька, ты ругательски ругал тот мир. И меня ругал, и своих несчастных пациентов, и президентов с их законами, и экологических вредителей.

— Правильно, потому что природа гибнет, а законы лживы и несправедливы!

Павловский лукаво погрозил мне пальцем.

— Природа, Петенька, всего лишь подчиняется нашим пожеланиям. Да и законы создаются не ангелами небесными, а вполне земными людьми. Уже только поэтому они не могут быть лживыми и несправедливыми. Другое дело, что тебя эти законы не устраивали, как, верно, не устраивал и весь мир в целом. Вот он и выплюнул тебя. Сюда — в государство визирей и мифического Кандидата-Консула.

— Да откуда оно взялось, черт подери?

— Надо думать, ты сам его и выдумал, а, выдумав, воплотил в явь.

— А корректоры? Я ведь сам держал в руках ту коробочку!

— Корректор — тоже один из местных обманов. Своего рода плацебо. Если веришь в него, то способен влиять в какой-то степени и на окружающее.

Брови мои сошлись на переносице, я лихорадочно пытался переварить сказанное Дмитрием.

— Теперь, надо думать, он по достоинству оценит свое прошлое. — Утробно проворчал Калистрат. — А через прошлое более тепло посмотрит и на будущее.

— Не слишком ли он у тебя разговорчив? — буркнул я.

— Не разговорчивее твоего. — Парировал Павловский. Красиво переплетя на колене пальцы, добродушно взглянул на Калистрата. — Да и почему бы ему не поболтать? Все равно речь его слышат лишь те, кому положено.

— А нашу с тобой?

— То же самое. Так что об этом можешь не беспокоиться. Мы можем говорить в присутствии Адмирала Корнелиуса, офицеров и Визирей, но их слух также настроен на свои образы и свои истины. Мы для них вне понимания, а значит, и слышать они ничего не будут. Либо столкнуться с той же тарабарщиной, с какой сталкивался в свое время и ты.

— Тогда почему ты придуривался в прошлой нашей беседе?

— Во-первых, нас записывали сразу несколько магнитофонов, а во-вторых, следовало тебя подготовить. Ты ведь, прости меня, Петенька, никогда особенно не понимал юмора. Там, где следовало просто немного посмеяться, тут же начинал ругать все и вся. А в нашей с тобой ситуации ругаться опасно.

— Ты намекаешь…

— А чего тут намекать. Ты и сам, должно быть, заметил, что здешний мир не слишком расположен к смеху. Вот и радуйся. Это не чей-нибудь, это твой мир. И кстати, о будущем Калистрат не зря поминал. О нем тебе и впрямь самое время подумать.

— О каком будущем ты говоришь?

— Разумеется, о твоем. С моим-то — все более или менее ясно. Я закоренелый конформист, и меня устраивает практически любая власть. Собственно, потому и меняю ипостаси, как захочу. А вот тебе, друг мой Петенька, от себя не убежать. Как говорится, что предписано судьбой, то уже на век с тобой.