Андрей Ерпылев - Наследники Демиурга

Геннадий, которого он считал мертвым, попытался сказать что-то еще, вяло поднял и снова уронил руку и стал медленно заваливаться на бок, пятная одежду и пол темной кровью, струящейся у него изо рта…

«Эх, Генка…»

С постели послышался хриплый вздох:

– Кто… тут… пить…

С пистолетом в руке, растерянный майор топтался меж трех неподвижных людей, разрываясь на части…

Стук в дверь заставил Владислава оторваться от интересной книги, в которую он погрузился без остатка (а в тумбочке своей очереди дожидались еще целых три продолжения этого увлекательнейшего «сериала»).

– Да-да, войдите! – недовольно сказал он, по привычке обегая взглядом обстановку палаты – не валяется ли на виду чего непотребного вроде неопустошенной утки.

– Не помешаю, Владислав Георгиевич? – В дверь просунулась белобрысая голова человека, которому Сотников готов был в благодарность за чудесное спасение по гроб жизни ноги целовать. Да не один – на пару с Иркой… – Я на минуточку…

– Александр Николаевич! – Влад отложил книгу на прикроватный столик и попытался сесть поудобнее, но лишь дернулся в медицинской сбруе, удерживающей его искалеченные ноги. – Да хоть до вечера! Я всегда рад вас видеть!

– Я бы рад до вечера… – вздохнул майор, появляясь в палате, так сказать, целиком: в белом халате, накинутом на литые плечи, он казался еще массивнее, чем тогда, виденный Сотниковым в первый раз. – Да врачи ваши – настоящие церберы! Пятнадцать минут дали и ни секунды больше. Я вот, помню, в Ханкалинском госпитале лежал и то…

– Вы воевали?

– Да как сказать… – замялся Маркелов. – Не то, чтобы… Вот, гостинцы вам принес, – сменил он тему, водружая на столик пластиковый пакет, бугрящийся от переполняющей его снеди. – Кушайте, поправляйтесь…

– Ой, не стоит, – засмущался больной, тумбочка близ кровати которого и без того лопалась от фруктов и прочих лакомств, которые он не успевал съедать, а Ирина снова и снова натаскивала с неутомимостью хомячихи, делающей запасы на зиму. – У меня и без того…

– Ничего-ничего! Запас карман не тянет… Можно?

Майор протянул руку, сцапал со стола книгу, взглянул на обложку.

– Что читаете? А-а-а… Не читал. Интересно?

– Увлекательно… – В душе Владислава теснился миллион слов благодарности, раскаяния за свое прошлое хамское поведение с этим благородным, великодушным человеком, но все они умирали далеко, не доходя до гортани, и выбраться наружу, наверное, не суждено было ни одному. – Там, знаете ли…

– Не рассказывайте, – грустно покачал головой Александр. – Терпеть не могу слушать пересказы. Сразу хочется взять книгу и самому прочесть. А читать некогда. На беллетристику ни минуты не остается.

Повисла неловкая тишина.

– А как ваш друг? – первым решился нарушить ее больной. – Ну, тот, который…

– Выздоравливает, – односложно ответил Маркелов и отвел глаза. – Передавал вам привет.

– Он… здесь?

– Нет, в другой больнице. За ним ухаживает его мама. – «Безопасник» упорно не смотрел в глаза Владу. – Врачи обещают, что скоро встанет на ноги… Кстати, – перебил он сам себя. – Я ведь к вам с подарком!

– Каким? – опешил Влад: на подарки от Службы безопасности он как-то не рассчитывал, скорее наоборот…

– Вот, держите! – Майор извлек из внутреннего кармана пиджака сложенный вдвое файл с какими-то бумагами и, расправив, положил на одеяло.

– Что это? – Больной боялся прикоснуться к скомканным и аккуратно разглаженным листкам, исписанным даже на расстоянии знакомым почерком.

– Прощальный привет от вашего отца. Те листки, которых недоставало в его последней рукописи. Извините, мне их пришлось прочесть, хотя адресованы они вам…

– Откуда это у вас?

– Откуда? – пожал плечами майор. – Вы не поверите, Владислав Георгиевич! Принесла ваша бывшая домработница Варвара Никифоровна Кильдюшина. Рыдала, умоляла выпросить у вас прощение…

– А она откуда…

– По ее словам, они потребовались, чтобы завернуть некие предметы, которые она хотела взять на память о Георгии Владимировиче. Какие-то безделушки. И она не нашла ничего лучшего, как вытащить несколько листов из последней его рукописи. Чистые, дескать, взять постеснялась – вдруг пригодятся еще, а исписанные… Все равно, говорит, книгу писатель не закончит – к чему они? Железная логика, а? Хорошо хоть, не выбросила потом.

«Старая клептоманка, – с умилением подумал Влад, вспоминая Варвару, которая присутствовала в его жизни всегда, с самого рождения. – И здесь не удержалась… Когда только успела? Хотя… Мне тогда, помнится, было не до вещей, а она помогала готовить покойного в последний путь… Ну и шныряла по всем комнатам. Бог с ней. Папа, думаю, ее простил, а мне и подавно следует. Она ведь мне вместо бабушки была… Надо же! А я и не знал, что она Никифоровна. Варвара да Варвара… С детства так повелось, вроде собачьей клички. Вот выйду из больницы, надо будет навестить старую…»

Он взял в руки файл, медленно извлек листы из прозрачной пленки…

– Вы читайте, Владислав Георгиевич, – заторопился Маркелов. – А я пойду.

– Посидите еще чуть-чуть. Может, чайку?

– Нет. Повидал вас – пора и честь знать. Тем более, время, мне отпущенное вашими эскулапами, на исходе. А я как-то привык обещанное исполнять.

– А вы еще…

– Вряд ли. Работы много – боюсь, не вырвусь. Так что выздоравливайте. Да вы не переживайте: нам с вами еще о многом нужно будет поговорить… Как-нибудь потом. На досуге.

Майор крепко пожал слабую еще ладонь страдальца и направился к двери.

– Постойте! – окликнул его Влад, когда Маркелов уже взялся за ручку двери. – А как же мне быть?

– В смысле? – озадаченно повернулся к нему Александр.

– Ну… в общем… – замялся больной. – Мне можно писать? – выпалил он, решившись.

– Писать? – изумился собеседник. – А кто вам это запрещал? Пишите, конечно. У вас ведь неплохо получается.

– Вы… читали?

– Естественно! Ваш сборник фантастики – просто чудо! – подмигнул лукавым глазом майор. – Давно не получал такого удовольствия.

– Но вы же… про беллетристику…

– Иногда все-таки читаю. Пишите еще, Владислав Георгиевич, – улыбнулся Маркелов. – Ваши книги всегда готов читать. Тем более, мне что-то подсказывает… Но, – оборвал он сам себя, – разговорился я что-то. Честь имею!

Владислав подождал, пока шаги посетителя затихнут где-то в конце коридора, и только потом окончательно освободил мятые листки ломкой бумаги (той самой!) из прозрачного плена. Их было совсем немного, но Сотников не торопился начинать чтение. Ведь это была не просто рукопись. Это был неожиданный привет отца, весточка с того света. Подтверждение того, что он, сын Классика, сделал все, как нужно.