И. Хо - 666. Рождение зверя

Двери растворились, и Кирилл вошел внутрь. Он оказался в теплом, хорошо проветриваемом предбаннике. Помещение пересекали длинные ряды деревянных скамеек. Места обозначали крючки с плечиками, закрепленные на расстоянии метра друг от друга. На скамейках стопками лежали свернутые полотенца, белоснежные простыни и тапочки-вьетнамки. Часть мест – навскидку, около трети – была уже занята: там висела одежда, а казенные простыни отсутствовали. Впрочем, не все из пришедших попариться забрали простыни, что вполне понятно: это все-таки баня, и прикрывать срамные места здесь совершенно не обязательно. В предбаннике было несколько человек – кто-то собирался заходить в термы, кто-то, наоборот, уже одевался на выход. Прямо по курсу на лавке сидел легендарный футболист Дэвид Бекхэм. Голый форвард, весь покрытый наколками, согнувшись в три погибели, рассматривал свою неимоверно длинную и крючковатую, как кочерга, стопу. Кирилл присел на свободное место и начал снимать сандалии. Закинув ногу на ногу, он посмотрел вверх. Сферический потолок украшала фреска, представлявшая собой коллаж из шедевров соцреалистической эротики кисти Александра Дейнеки. В этот панорамный рисунок были мастерски вписаны типажи из «Бегущих девушек», «Обеденного перерыва в Донбассе», «Игры в мяч», «На балконе», «Будущих летчиков» и т. д. Голые девушки и юноши с отсутствующими гениталиями бегали по воде, купались и нежились на солнце. Вся картина, выполненная в пастельных тонах, буквально дышала светом, создавая очень позитивное и светлое настроение. Потемкин подумал, что в советскую эпоху это искусство наполняло людей жизненной силой. Это невозможно было придумать: энергия, воплощенная в творчестве Дейнеки, должна была отражать реалии жизни. То есть все было не так уж и мрачно, как теперь об этом принято говорить. От мыслей об искусстве и советском прошлом Кирилла отвлек халдей Tiberius.

– Массаж не желаете?

– Нет, спасибо, – прошипел Потемкин.

Он никак не мог привыкнуть к способности местного мужского персонала возникать из пустоты. «Если халдеек называют гейшами, то этих, наверное, было бы правильно именовать ниндзя», – подумал Кирилл. Он скинул тунику, прихватил простыню и босиком пошел к двери, за которой, судя по всему, были собственно термы.

Двери опять разъехались в стороны, и на Потемкина пахнуло теплой влагой. Перед ним предстал гигантский атриум, своды которого уходили высоко вверх и заканчивались той самой стеклянной крышей-радужкой. Зрачок в центре, выглядевший сверху черным, оказался дырой, через которую проникал солнечный свет. Лучи его прорезали пар, расползавшийся по залу, играли на мраморном полу и стенах. Интерьер был великолепен: стены покрывала искусная мозаика, рисующая сцены из жизни античных богов, и причудливые бронзовые узоры, плющом поднимающиеся к потолку вдоль выступающих колонн, за которыми находились ниши с мраморными скамейками. Посреди зала располагался бассейн, к которому кольцами спускались ступени.

В термах было довольно многолюдно. Частью обнаженные, частью прикрывшиеся простынями патриции и матроны расслабленно сидели или лежали на скамьях, на ступеньках у бассейна, плескались в нем, прогуливались по залу. Подойдя поближе к водоему, Потемкин подумал, что здесь можно прямо сейчас открыть заседание Лиги арабских государств: среди расположившихся возле воды гостей были все относительно молодые главы осколков халифата, в том числе президент Сирии Башар Асад, глава Объединенных Арабских Эмиратов шейх Халифа ибн Зайд ан-Нахайян, саудовские принцы – неутомимый преследователь террористов Мухаммед бин Найеф и «аравийский Баффет» Аль-Валид, чье личное состояние недавно достигло 25 миллиардов долларов. «Арабская революция», похоже, не произвела на них никакого впечатления. Они о чем-то беседовали на своем птичьем языке, время от времени поглядывая на резвящихся в бассейне наложниц.

Кирилл чуть постоял на ступеньках, впитывая атмосферу общественной неги, потом поднялся и подошел к одной из ниш за колоннами. Среди женщин, возлежавших на мраморных скамьях, он узнал ту самую Айгюль Озкан. Рядом с Айгюль, слегка прислонившись к ней, сидела хрупкая и немного нескладная Дорис Лойтхард – бывший президент Швейцарской Конфедерации. На руке, которой она мягко поглаживала по коленке свою подругу, был розовый браслет. «Ах, ну да, Дорис ведь приложила немало сил, чтобы загладить в мусульманском мире негатив после референдума о запрете минаретов, – улыбнулся Потемкин. – Видимо, увлеклась».

Он пошел вглубь. Над дверью в нише висела табличка «Hamam». Кирилл, кажется, начал понимать архитектурную схему. В следующей нише была «Sauna», потом – «Banya». Двери бани раскрылись, и из парной вынесли раскрасневшегося владельца компании «Система», московского олигарха Владимира Евтушенкова. Его дряблые конечности переплетались с руками плечистых халдеев, с отбитых вениками ягодиц свисали лохмотья березовых листьев. Банщики подтащили зятя жены покойного Лужкова к бассейну и, раскачав, бросили его к плескающимся наложницам арабских шейхов.

– Владимир Петрович, да вы шалун! – взвизгнула одна из них.

Потемкин двинулся дальше. Над дверью в глубине очередной ниши он увидел иероглифы и понял, что это и есть то самое сэнто, которое рекламировал Таро. Купаться в бочках с кипятком ему не хотелось, и Кирилл пошел вперед. Тут он заметил вход, над которым было написано Сaldarium. Судя по исходившему оттуда жару, это было самое обогреваемое помещение терм. Потемкин прошествовал туда. На стенах небольшого зала с бассейном – уменьшенной копии атриума – он рассмотрел бронзовые барельефы Эола и четырех ветров – Борея, Зефира, Нота и Эвра. Из уст Эола выходил пар. Люди здесь просто лежали – никто не двигался. Кирилл спустился к бассейну и пальцами ноги попробовал воду. Вода была горячей. Он шагал вдоль бассейна, размышляя о превратностях человеческого общения. Его не покидала мысль о том, что в интерьере терм чего-то не хватает. И Потемкин вдруг понял, чего именно: совокупляющихся людей. Почему-то здесь никто этим не занимался. «Вероятно, есть все же традиции», – заключил он.

Кирилл решил немедленно выйти оттуда и начал искать выход. В следующем помещении, украшенном изображением богини Ауры, оказалась большая крестообразная купель. Вода в нее лилась из чаш, которые держали в руках стоящие по краям мраморные нимфы. В этом зале никого не было. Потемкин отметил, что это весьма своевременно, и, доверив свое скромное одеяние одной из навеки застывших юных красавиц, ухнул с головой в полынью. Ледяная вода ужалила его распаренное тело миллионом осиных жал и вытолкнула вверх. Кирилл схватился за мраморные поручни и выполз на поверхность. Отлежавшись минуту, он встал, накинул на себя простыню и пошел дальше.