И. Хо - 666. Рождение зверя

Глаза у Фильштейна заблестели, и он ткнул приятеля пальцем в грудь:

– Не забудь мне прислать.

– Не вопрос. Так вот я подумал: а почему бы нам в Думе выставку продукции не организовать?

– Ты че, ебнулся?

– Да ты послушай! Это же смотря как повернуть. Можно шикарную политическую базу подвести. Борьба с демографической катастрофой, за рождаемость, гондоны на хуй… То есть, наоборот, с хуя. Чтобы уши коммерсантов прикрыть, под это дело слепим общественное движение типа «Наше будущее – в наших штанах!». Напихаем туда всяких свадебных генералов – врачей-сексологов и председателей ассоциаций многодетных семей. Подгоним крупные фармацевтические компании, «Файзер» там…

– По-любому скандал будет, – промычал Филя.

– Так в этом и весь цимес, Саня! А в центре скандала будет клиент. Представляешь, какая пресса?

Фильштейн задумался и заморгал, как старый кассовый аппарат. В его голове происходили какие-то сложные калькуляции. Через пару секунд губы его растянулись в довольной улыбке и выдали чек.

– Говно вопрос. Полтинник председателю комитета по охране здоровья, стольник в управление делами и стольник мне. Но я формально нигде не фигурирую. Пусть твои гаврики, у которых счастье в штанах, официальное письмо на Грызлова напишут.

– Стольник в долларах? – уточнил Потемкин.

– Ну не в юанях же. И не в этих фантиках разноцветных – евро. У нас тут по старинке, в баксах.

– Нет, ты не понял. Просто многие на швейцарские франки перешли. – Кирилл потер пальцами. – Думаю, если фармацевтов подогнать, они вместе легко поднимут. Странно, что у вас тут до сих пор сексшоп или бордель никто не пытался открыть. Ювелирный магазин есть, а секс-шопа нет. Непорядок.

– Кира, ты лучше меня знаешь, что наша богадельня – это политический бордель и секс-шоп в одном флаконе, – вздохнул депутат. – И ты только что имел возможность в этом наглядно убедиться.

Потемкин задумался.

– Слушай, Сань, у меня к тебе вопрос есть.

– Валяй.

– Ты ничего не слышал про отель «Эдем»?

Фильштейн резко изменился в лице. Ухмылка исчезла, он вдруг стал серьезным и даже немного испуганным.

– Ты зачем это сейчас сказал?

– В каком смысле «зачем»? – удивился Кирилл. – Мне инвитэйшен [9]пришел. И я собираюсь съездить туда на уикенд.

– Рассказывай, как все было.

Потемкин обстоятельно поведал о своей переписке со странным отелем, опустив, впрочем, разные пикантные подробности. Выслушав, Фильштейн положил приятелю руку на плечо. Вид у него был крайне озабоченный.

– Послушай, Потемкин, если твой враг – язык, то мой – уши. Мне нельзя было всего этого слышать. Выход один. Я тебя редко когда о чем просил. Ты ведь сказал, что они предлагают не одному ехать. Так вот, я тоже должен с тобой туда полететь. Мне это очень важно, ты даже не представляешь себе как. Могу все это проспонсировать – заплачу и за себя, и за тебя.

Кирилл ничего не понял.

– Франкенштейн, – растерянно сказал он, – я тебя уважаю, конечно. Но, во-первых, лавандос у меня у самого кое-какой водится. А во-вторых, связь с ними односторонняя, и свой реквест я уже отправил. Там тебя не было. Хотя, – Потемкин немного поразмыслил, – я, пожалуй, попробую – мне твое предложение интересно…

– Ну вот и договорились.

Оба приятеля были весьма удовлетворены состоявшейся беседой, которая каждому казалась результативной и обнадеживающей. В этом, собственно, и состоял алгоритм функционирования средних эшелонов политической элиты в России. Потемкин хотел уже было раскланяться, как заметил, что к ним быстро приближается моложавая, одетая в элегантный костюм грудастая брюнетка. Ее боевой макияж напоминал раскраску самки морской игуаны в период спаривания, а парфюм был явно насыщен теми самыми феромонами, о которых Кирилл только что говорил с Филей.

– Риммуня! – хором выпалили Потемкин и Фильштейн.

Это была легендарная депутана Государственной Думы Римма Мандрова. «Депутаной» ее прозвали еще пятнадцать лет назад, когда она только влетела в стройные ряды парламентариев по списку КПРФ, поразив всех своей молодостью, – на момент избрания пламенной большевичке едва исполнилось двадцать два года. В начале нулевых она вовремя уловила тенденцию и плавно перешла под крышу правящей партии, прихватив с собой изрядное количество «оппортунистов и соглашателей». Но смешное прозвище прицепилось к ней не только из-за резкой смены сюзерена. Все эти годы мужское население здания на Охотном ряду могло воочию наблюдать, что такое комплекс Мессалины. Римма была патентованной и совершенно бескорыстной блядью. Она вступала в интимную связь с каждой понравившейся ей особью мужеского пола, попадавшей в поле ее зрения, – от гусарского вида прапорщиков службы охраны до молодого первого вице-спикера от фракции «Наш дом – Россия» Владимира Рыжкова. Зачастую она делала это и с теми, кто ей не очень нравился, но был важен для коллекции. Например, со спикером Геннадием Селезневым. В ее топ-листе были министры, послы иностранных государств, главные редакторы газет, бизнесмены и телеведущие. После каждого нового контакта Римма ставила где-то в своем безразмерном списке галочку и теряла к очередному любовнику интерес. Но это не исключало, что потом он мог возникнуть вновь. Нельзя сказать, что депутана была какой-то сверхпривлекательной. Она брала обаянием и всепобеждающей доступностью. Римма здраво полагала, что никакой гетеросексуальный мужчина, считающий себя джентльменом, никогда не откажет даме, особенно если его недвусмысленно и настойчиво об этом попросить. Поэтому, оставшись под каким-нибудь благовидным предлогом наедине с дичью, она тут же брала быка за рога. В смысле за причинное место. Кирилл, как и Фильштейн, когда-то испытал на себе действие этой водородной секс-бомбы. Дело было прямо у нее в кабинете, при этом он изрядно попортил казенное имущество, включая настольную лампу, принтер и органайзер.

– Привет, мальчики! – Мандрова поздоровалась с молочными братьями. – Что-то ты, Кира, давненько не заглядывал, забыл нас совсем.

– Да вот, Риммочка, все по правительствам да по администрациям президента бегаю, – отшутился Потемкин.

– Ну и как там девочки?

– Девочки там, как и везде, – всё принцев ждут. Хотят большой и чистой любви. Но за неимением таковой согласны на маленькую и грязную.

– Какие же они глупенькие! А принцесса им не подойдет?

– А тебя что, нынче на девочек потянуло? – поддел ее Кирилл.

– Не так чтобы совсем потянуло, но потягивает время от времени, – мечтательно произнесла Римма.

– Tempora mutantur et nos mutamur in illis, – заметил Кирилл.

– А что это?

– Это латынь, милая. Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.