И. Хо - 666. Рождение зверя

Между тем за окном показалась устремленная ввысь стрела монумента покорителям космоса – машина выехала на Звездный бульвар, где на первом этаже одного из жилых домов располагалась нотариальная контора. Наум Семенович Вайнштейн – курносый голубоглазый мужичок с седеющей кучерявой бородой, внешностью чем-то напоминавший веселого бога Фавна с картины Врубеля, – встретил Потемкина в своем кабинете.

– Ну-с, – сказал он, пожимая руку, – что там у нас?

Кирилл вытащил листок бумаги и протянул Вайнштейну. Его изучение не отняло у Наума Семеновича много времени.

– Это не годится, Кирилл Ханович.

– Почему же? – удивился Потемкин.

– Надо описать все имущество, предоставить правоустанавливающие документы… Если хотите, я этим займусь, но процесс займет довольно много времени.

– Но как же это может быть? – удивился Кирилл. – Имущество, Наум Семенович, – это переменная величина. Сегодня оно одно, завтра другое.

– Надо зафиксировать текущее состояние, а потом вносить коррективы.

– А что, разве нельзя так, как я написал? Завещаю все, что имею. А потом, в случае смерти, пусть наследники выясняют, что им досталось.

– Теоретически вы можете написать все, что угодно. Например, «никому ничего не дам». Мое дело – заверить, что это именно вы написали, и хранить документ. Но я с такими случаями не сталкивался.

– Все когда-то бывает в первый раз, Наум Семенович. У меня сейчас просто нет времени на инвентаризацию.

– Хорошо, воля ваша. – Нотариус нажал на спикерфон: – Танечка, зайди, пожалуйста.

В кабинет зашла Танечка – белокурая ассистентка Вайнштейна, которая минимумом одежды, макияжем и блудливым выражением лица больше напоминала порнозвезду.

– Возьми вот это, – Наум Семенович показал на завещание Потемкина, – сними копию и оформи все, как полагается.

Танечка взяла бумагу и вышла.

– А много добра-то? – спросил Вайнштейн.

– Смотря с кем сравнивать, Наум Семенович. Для какого-нибудь олигарха я, наверное, нищий. А для упомянутых в завещании – почти что олигарх.

– Понятно, – почесал бороду нотариус. – Но я все же не понимаю. Такой легковесный, извините за откровенность, человек, как вы, и вдруг… Подобные мысли не приходят с бухты-барахты. Видимо, вас чтоо тревожит. Опасное путешествие?

– Да нет, отдых как отдых, вполне пляжный. А что до опасности… Мы с вами каждый день по улицам ходим и не знаем, доберемся ли до дома целыми и невредимыми. Мне кажется, каждый, кто живет в Москве и у кого нет очевидных наследников, должен иметь завещание.

– Пожалуй, вы правы, – согласился Вайнштейн. – Может, чай-кофе?..

– Потанцуем, – пошутил Потемкин. – Нет, спасибо, у меня еще несколько встреч в городе.

Вошла Танечка и положила перед нотариусом два проштампованных листа. Наум Семенович поставил свою аккуратную подпись и отдал копию Кириллу.

– Ну вот и все, – сказал он, пожимая руку на прощание. – Берегите себя.

«Опять!» – отметил Потемкин, выходя на улицу. На часах в прихожей у Вайнштейна было без четверти шесть: «Тютелька в тютельку». Когда они разворачивались у телецентра, Кирилл обратил внимание на огромный черно-белый брандмауэр, перекрывавший весь фасад главного здания. На нем Константин Эрнст и Владимир Кулистиков смотрели из траурной рамки куда-то в тревожную даль. Потемкину сразу вспомнился нашумевший комментарий известного интернетпублициста и автора баек о «Владимире Владимировиче» Максима Кононенко в связи с торжественно отмечавшейся годовщиной смерти знаменитого первого директора ОРТ Владислава Листьева:

Константин Львович Эрнст сегодня повесил на здании телецентра огромный портрет Владислава Листьева. А вот 15 лет назад, я помню, они повесили его портрет вместо эфира. Даже не вместо рекламы, а вместо всего эфира вообще. Таким образом, за 15 лет стоимость Владислава Листьева снизилась со стоимости всего эфира Первого канала за целые сутки до стоимости одного большого плаката. Интересно, насколько за это же время выросла стоимость самого Константина Львовича Эрнста?

Гаврилов притормозил у дорожки, ведущей к «Твин Пигз», и Кирилл проследовал в деревянное шале. Ирека еще не было. Потемкин сел за столик поближе ко входу и позвал точеную рыжую официантку с бэджем «Гелла».

– Скажите, девушка, у вас тут все из огнеупорных материалов сделано? – спросил он, игриво подмигнув.

– Да вот еще! Один сплошной пенополистирол, – оценила вопрос Гелла, привыкшая к подколкам телевизионной братии. – И проводка, знаете, неисправная. Не считая пиротехники…

– Тогда мне, пожалуйста, свиную рульку с тушеной капустой и ноль пять пива Krušovice. Пиво можно прямо сейчас, только к нему орешков каких-нибудь солененьких принесите.

Особого наплыва посетителей, несмотря на вечер пятницы, в ресторане не наблюдалось. За несколько столиков Кирилл заметил одного из тяжеловесов НТВ, автора и ведущего целого букета программ Антона Хрекова, который что-то увлеченно обсуждал с сухощавым литератором и журналистом Антоном Красовским и еще одним джентльменом, сидевшим к Потемкину спиной. За другим столиком Света Севастьянова из новостной службы «Первого» теребила разноцветный коктейль. «Это некстати, – подумал было Кирилл, но увидел, что она засобиралась на выход. – Ах, да. У нее сегодня много работы». Он сразу представил себе траурный уголок на входе в телецентр с перевязанными черными лентами фотографиями топ-менеджеров центральных каналов, репортеров и операторов.

Первый раз он побывал в этом здании в 1990-м с когортой депутатов из «Демократической России», требовавших предоставить им прямой эфир. Второй раз – в 1993-м. Это был, вероятно, самый романтический и незабываемый момент в его жизни. 3 октября, вечер, ослепительное солнце и прозрачный воздух, колонна «уралов» и автобусов, двигающаяся на штурм ненавистной «империи лжи». И сам он, юный воодушевленный Кира, машущий автоматом ничего не понимающему народу на тротуарах и перекрестках. Улыбающийся длинноволосый парень в камуфляже с гранатометом рядом с ним. Семнадцатилетняя девочка, светящаяся от счастья, между ними… Все казалось таким простым: подъехали, взяли под контроль телецентр и сказали стране ПРАВДУ. Тогда многие из восставших были уверены, что стоит лишь вырвать «сионистское жало», открыть народу глаза, как все изменится. Они и не догадывались, что спецназ МВД «Витязь», который реально спас режим от кровавого погрома, уже занял позиции в «Останкино». И лишь только Кирилл с соратниками попытался проникнуть в телецентр, толпу на площадке начали косить автоматными очередями с двух зданий. Все бросились врассыпную. Собственно, в этот момент можно было считать акцию успешно реализованной – «империя» заткнулась. Оставался еще передатчик на Шаболовке, который можно было легко вырубить. Но те, кто штурмовал «Останкино», были далеки от рациональности. Они корчились на улице академика Королева, прошитые пулями. Совсем молодые ребята, его ровесники из «Витязя», как будто насмехались над безоружными «штурмовиками», стреляя по ногам, рукам, головам. Потемкин вспомнил, как он отполз к билборду с логотипом телекомпании «ВиД», которым в начале девяностых пугали детей, – в одном лице соединились черты даоса Го Сяна с трехлапой жабой на голове и похмельного Ельцина. После того как в холстяном полотне билборда появились дырки от пуль, Кирилл сначала отполз в Шереметьевский парк, потом поймал машину и уехал обратно в логово на Краснопресненской набережной. Все было кончено.