И. Хо - 666. Рождение зверя

– Че случилось-то? – спросил Егор, нехотя вылезая и разминаясь.

– «Че случилось-то»?! – размахивая оружием, заорал Потемкин. – Случилось то, что меня убивать пришли, а вы тут дрыхнете!

– Да ладно, – зевнул Егор. – Ты же живой.

Кирилла просто трясло от его невозмутимости.

– Они там, на этаже, сейчас дверь квартиры вскрывают! – подпрыгнул он. – Моя телка с ними заодно!

– А ты-то как здесь оказался?

– Через смежный балкон, – Потемкин указал пистолетом на подъезд, из которого вышел.

– Надо же, молодец, – похвалил его Егор. – Соображаешь. Где служил, шустрый?

– Первый Белорусский, блядь! – Потемкин сплюнул от злобы. – Чего делать будем? Пойдем наверх и порешим их всех на хуй!

– Нахуя? – удивился Егор. – Тебя ж там нет. Они пошукают и спустятся. Тут мы их и возьмем. Мужики, занимаем позиции, – крикнул он своим бойцам, – щас гости будут.

Из машины резво выскочили трое его немногословных спутников. Они вытащили из багажника АКМы и быстро рассредоточились, укрывшись за стоящими у подъезда машинами. Буквально через секунду дверь подъезда распахнулась и, как только оттуда вышли четверо удрученных ассасинов, пороховская гвардия открыла по ним оглушительный шквальный огонь. Стреляли прицельно и профессионально. Троих покосило сразу, как траву. Бородач, предусмотрительно выходивший последним, дернулся было обратно, в спасительную бетонную коробку, но пули догнали его и уложили прямо на решетку, о которую жильцы обычно вытирали грязную обувь.

Потемкин двинулся к живописной группе на асфальте. Один из гопников, хрипя и подергиваясь, шевелил рукой. Кирилл подошел к нему и всадил контрольный в голову. Остальным добавка явно не требовалась: ранения, как говорят судмедэксперты, были несовместимы с жизнью. Потемкина удивило, что выражения лиц всех его мертвых преследователей были какими-то блаженно-радостными. Они улыбались чему-то, будто получили заслуженную награду. «Наркоманы, как пить дать», – подумал Кирилл и тут же обратил внимание на другую странность: в доме не зажглось ни одно окно. Он чувствовал, как его буравят десятки испуганных глаз людей, выглядывающих во мраке из-за подоконников. Потемкин хотел крикнуть им: «Ну и хули вы ментов не вызываете?!», но ощутил на плече тяжелую длань Егора:

– Надо к единорогу съездить.

– К единорогу? – развернулся Потемкин.

– Ну да, это конь такой. У нас традиция – как нечисть какую замочим, сразу едем к нему. Он грехи отпускает.

– А где этот ваш конь?

– Понятно где – в конноспортивном комплексе «Битца». Тут недалеко.

Кириллу нечего было возразить. Они сели в машину и двинулись на север. По пустынным улицам ночного города до цели езды было не более пяти минут. Когда джип проносился по Литовскому бульвару мимо усадьбы Трубецких «Узкое», Потемкин заметил необычное радужное свечение, озарявшее этот санаторий советских властителей дум. Оно поднималось над пятиглавым собором, воздвигнутым на рубеже эпох – XVII и XVIII веков. То ли дух Наполеона, который с той колокольни печально взирал на свою бегущую прочь из Третьего Рима армию, то ли великий Владимир Сергеевич Соловьев пришел к месту своей кончины, – было в этом нечто величественное. Потемкин хотел было поделиться наблюдениями с соседями, но решил, что они вряд ли знают, кто такой Соловьев, а читать лекцию на эту тему у него не было никакого желания. Тем более, что их внимание было приковано к зрелищу иного рода.

Дома по ходу движения были охвачены заревом – горел кинотеатр «Ханой». Машина притормозила, и все пятеро уставились на него, как завороженные. Пожар был очень странным – Кирилл никогда бы не подумал, что стоящая на пустыре массивная бетонная коробка может полыхать как стог сена. Огромные языки пламени высоко вздымались над зданием очага вьетнамской культуры. «Может, вьетнамцы там склад пиротехники устроили, как на теплоходе», – подумал Потемкин.

Первым очнулся Егор.

– Чего встал?! – рявкнул он водителю, – Поехали, а то сейчас менты с пожарниками понаедут – нам для комплекта только их не хватает!

Оставшиеся пять километров до Балаклавского проспекта пролетели как на крыльях. Наконец джип, подпрыгивая, выскочил к огромному полю и уперся в сетчатую железную ограду. Путь им преграждали ворота. Егор достал свой телефон:

– Але, Ильич? Да мы это, мы, открывай! – Егор убрал телефон в карман. – Можно вылезать, сейчас подойдет.

Кирилл вышел из машины и осмотрелся. За оградой простиралось поле, освещенное фарами их джипа. Дальше, в нескольких десятках метров, виднелись здания конюшен. С другой стороны ограды шумел Битцевский лесопарк. В этой чаще – правда, уже за кольцевой дорогой – нападал на своих несчастных жертв бутовский маньяк Александр Пичужкин. Возможно, именно лес каким-то образом вдохновил Пичужкина на эти бессмысленные, казалось бы, убийства. Рассматривая его с балкона многоэтажки, вдыхая его запахи, он вдруг представил себя первобытным охотником. Маньяк выбирал очередную дичь, приманивал ее, затем отводил подальше и приносил в жертву деревьям. В этом смысле его молоток как орудие убийства был весьма символичен, так как он является прямым потомком каменного топора.

Вскоре за воротами замаячила худощавая фигура в явно несоразмерной сиреневой робе и картузе. Привратник оказался сгорбленным щербатым мужичком лет пятидесяти с противной рыжей бородкой. К растворенным в воздухе ароматам сена прибавился резкий запах – судя по всему, он не мылся как минимум полгода. Кирилл рефлекторно зажал нос.

– А-а-а! Здоровеньки, соколики… – прокартавил Ильич. – Давненько же вы тут не появлялись. А это что за товарищ? – Он с прищуром посмотрел на Кирилла.

– Друг хозяина, – сказал Егор. – Его Кирилл Ханович зовут.

– Барин!

Человек снял картуз, обнажив лысину, встал на колени и начал бить челом. Потемкин с удивлением обнаружил, что он как две капли воды похож на Ленина – такого, каким вождь мирового пролетариата остался на кинофотохронике и в воспоминаниях современников. Причем не только внешностью, но и ужимками.

– Ильич, не юродствуй! – рявкнул рыжий. – Выводи лучше коня нашего.

– Сей момент. – Привратник резво вскочил, нацепил свой головной убор и, прихрамывая, побежал к конюшням.

Через несколько минут раздался звук отодвигаемого засова, и Потемкин увидел яркий свет. Но это был не обычный, объяснимый законами физики поток фотонов. На него лился внутренний свет, очаровывающий и проникающий в душу, как от упавшей во сне звезды. Он исходил от существа, которое выскочило из конюшни. Перед ними гарцевало нечто совершенно невероятное. Это был ослепительно белый конь, за которым стелился длинный блестящий хвост змеи. От шеи голова его тоже переходила в змеиную – Кирилл отчетливо рассмотрел вздувшийся капюшон кобры. Из лба этого существа торчал длинный рог, светящийся, будто раскаленная кочерга. Кирилл отпрянул и побежал назад, к воротам, но споткнулся и упал. Единорог тут же встал перед ним, будто принюхиваясь. Его раздвоенный язык дотронулся до руки Потемкина. Внезапно животное издало гортанный звук, напоминающий рев иудейской трубы шофар, резко развернулось и помчалось галопом к ограде. Единорог легко перемахнул через трехметровую сетку и исчез в лесном массиве. На какой-то момент все замерли. Потом, чертыхаясь, вместе бросились к воротам. Лицо Егора превратилось в гримасу отчаяния.