Виктор Пелевин - t

— Кому — «нам»?

— Полицейскому начальству.

— А откуда у полицейского начальства появились сведения, что я пробираюсь в Оптину Пустынь?

— Кажется, от Константина Петровича Победоносцева. Обер-прокурора Синода. Такой человек, как вы сами понимаете, не станет говорить что попало.

Т. недоверчиво посмотрел на Кнопфа.

— Победоносцев?

Тот кивнул.

— В силу своих профессиональных обязанностей он хорошо осведомлён о всех изуверских сектах. В том числе и о секте посвящённых гермафродита с кошачьей головой. Вы должны понимать, какое это чувствительное дело. Если сведения просочатся в либеральную печать, возможны серьёзнейшие осложнения для духовных институтов нашего Отечества.

— А откуда взялся термин «Оптина Пустынь»? Почему именно Оптина?

— Затрудняюсь с точным ответом. Насколько я слышал, это связано с трудами Фёдора Михайловича Достоевского, который имел одно из высших посвящений в иерархии тайного культа. Кажется, этот термин в особом мистическом значении впервые употребил он… Только он говорил, если я правильно запомнил эту страницу в деле, не просто про Оптину Пустынь, а про какую-то «Оптину Пустынь соловьёв». Вы ведь были знакомы с Достоевским, граф?

Т. схватился руками за голову.

— Не помню, я же сказал… Ушибся, когда с моста прыгал.

— Ваша потеря памяти, — сказал Кнопф мягко, — связана, скорее всего, не с ударом о воду. Ударились вы несильно. И пулевая контузия тоже не могла дать подобного результата.

— А в чём тогда дело?

— Вероятнее всего, вас месмерезировали.

— Неужели такое возможно?

— Ещё как. Недавно в Петербурге злоумышленники подвергли гипнозу директора банка. Так он сначала снасильничал над машинисткой, а потом вынул из сейфа всю наличность в золотых империалах и куда-то отнёс… Мы бы, может, и восстановили картину, так он после первого допроса в окно выбросился.

— У вас, я смотрю, на всё есть объяснение, — сказал Т. — Но вы рассказываете слишком диковинные вещи, чтобы просто так принять их на веру. Можете ли вы подтвердить правоту своих слов?

— Могу.

— Чем же?

— Хотя бы тем, граф, что на вас жертвенный амулет.

— Простите?

— Что это, по-вашему, у вас на шее?

— Это? — Т. пальцем подцепил цепочку, на которой висел крохотный золотой медальон в виде книги. — Предсмертный подарок княгини Таракановой, убитой вашими бандитами.

— Зачем вы его носите?

— В память о ней. Хотя вещица неудобная, царапает грудь.

Кнопф засмеялся.

— А знаете ли вы, что именно Тараканова собиралась вас погубить? Покойница была безжалостной авантюристкой, выполнявшей самые опасные задания сектантов. Она ни во что не верила сама, но умела заморочить голову другим — видите, даже повесила на вас жертвенный знак. Это она дала вам вино со снотворным. Если бы не я, жертвоприношение уже состоялось бы.

Т. махнул рукой.

— Бросьте. Княгиня Тараканова — опасная женщина? Чушь.

— Хорошо. Скажите в таком случае, что у амулета внутри?

— Да ничего, я полагаю. Просто безделушка. Какая-то символическая книга жизни.

— Вот и этот петербургский банкир, — сказал Кнопф. — Его спрашивают — что за ключик у вас на жилетной цепочке? А он отвечает — это, говорит, куранты вечности заводить. А ключ на самом деле от пустой кассы…

— Вы считаете, в амулете что-то спрятано?

— Именно так, — подтвердил Кнопф. — По нашей информации, там лежит золотая пластинка с тайным именем гермафродита. Это имя, как считают посвящённые, позволяет вступить с ним в контакт. Профан, осмелившийся прочесть его, должен умереть.

— Что за ерунда, — сказал Т. — Зачем им так изощряться, если они хотят совершить жертвоприношение?

— В древних культах забиваемое животное украшали символикой божества, которому приносили жертву.

— Животное? Благодарю вас…

— Великий Лев, — развёл руками Кнопф. — Вот вас и того-с… Украсили.

— Вы бредите, Кнопф.

— Тогда давайте вскроем амулет. Не боитесь?

Т. снял брелок с шеи, оглядел его и отчего-то ощутил волну неуверенности.

— Хорошо, — сказал он, — извольте. Нужно что-нибудь острое…

— Вот, — Кнопф протянул ему метательный нож с бурыми пятнами. — Один из ваших.

— Благодарю, — сказал Т., взял нож и приставил его острие к краю брелка-книги. — Попробуем здесь. Да нет, бесполезно. Не поддаётся — я же вам…

Вдруг футлярчик с хрустом раскрылся, и на поверхность лавки вывалился сложенный гармошкой лист тонко раскатанного золота.

Кнопф двумя пальцами взял золотую гармошку, осторожно махнул ею в воздухе, и она развернулась в блестящий жёлто-зелёный листок, испещрённый мелкими знаками.

— Позвольте, — изумлённо прошептал Т., — но как…

— Тайное имя гермафродита, — сказал Кнопф, благоговейно поднимая золотую полоску, чтобы поглядеть сквозь неё на свет. — Вы так для них важны, что они повесили на вас не просто копию, а подлинник, древнеегипетский артефакт. Дыхание вечности-с.

— Дайте поглядеть.

— Аккуратно, — попросил Кнопф.

Т. взял листок. Покрывавшие его знаки — птицы, глаза, кресты, фигурки людей и животных — были мелкими и чёткими, прорезанными с замысловатой точностью и теми мелкими неуловимыми особенностями, которые никогда не могли бы появиться, если бы не существовало вековой школы подобного письма. С первого взгляда делалось ясно, что вещь это действительно очень древняя и, несомненно, подлинная.

— Что здесь написано? — спросил Т.

— Не могу знать. А теперь, пожалуйста, отдайте… Да, и медальонку, и листочек. Давайте аккуратно сложим всё как было, а то вещица, видимо, ценная… Вот так. Убедились?

Т. был уничтожен.

— Я… Я даже на знаю, что сказать, — пробормотал он. — Ариэль не говорил ни о чём подобном.

— Спросите при случае. Если, конечно, он вам после этого явится.

— Хорошо, — сказал Т., — а кто тогда, по-вашему, Ариэль?

— Не знаю, — пожал плечами Кнопф. — Я не верю в сверхъестественное и могу предположить, что это болезненная галлюцинация, каким-то странным образом корреспондирующая с происходящим в реальности. Вам могли и специально внушить… Скажите, в лице этого Ариэля не было чего-то кошачьего?

— Не было, — ответил Т., задумчиво сжимая бороду в кулаке. — Понимаю, куда вы клоните… Нет, точно не было… Вы окончательно меня запутали. А, чёрт!

— Что такое? — вздрогнул Кнопф.

— Руку порезал… Подождите-ка… Но если это правда и меня действительно месмеризировали, тогда выходит, на самом деле я обычный живой человек?

— Ну конечно.

— И это вы тоже можете доказать?

Кнопф засмеялся.

— Как вас, однако, заморочили. Первый раз вижу перед собой человека, требующего доказательств, что он живой человек. У большинства людей, граф, это принято считать самоочевидным… Ну вот, например, вы только что порезались о бороду. Чем вам не доказательство?